ЧЕМ НОЧЬ ТЕМНЕЙ, ТЕМ ЯРЧЕ ЗВЁЗДЫ
Историческая повесть времён Бироновщины
«Как лебедь восстаёт белее из воды,
Как чище золото выходит из горнила,
Так честная душа из опыта беды:
Гоненьем и борьбой в ней только крепнет сила».
П. А. Катенин
Глава 1. Людвиг фон Онегельс
В одно ненастное петербургское утро января-месяца 1736-го года адъюнкт Академии наук и художеств Людвиг Александрович фон Онегельс находился в самом прескверном расположении духа. За окном стояла собачья погода: свистел порывистый северный ветер, сыпал мелкий колючий снег, и Людвигу Александровичу вовсе не хотелось даже высовывать нос на улицу из своего небогатого, но всё же такого тёплого и уютного жилища. А ведь нашему адъюнкту всё же предстояло сегодня тащится в Академию наук и там проводить время в обществе чуть более десятка русских студентов, в головы которых фон Онегельс должен был вдалбливать основы весьма полезной и премудрой науки – тригонометрии.
За пять лет преподавательской деятельности в Петербургской Академии Людвигу Александровичу успело порядком надоесть в буквальном смысле всё вокруг: эта тёмная страна Россия с её непросвещённым народом, варварскими обычаями и языком, этот холодный неприветливый Петербург, эти русские студенты-тупицы, зачастую не умевшие и двух слов связать по-немецки, да еще и вечно задающие свои дурацкие вопросы… Фон Онегельс не задумываясь укатил бы обратно к себе домой, в родную, милую его немецкому сердцу Курляндию, если бы не одно очень важное обстоятельство: русские платили ему довольно таки неплохое жалование. А вот в Курляндии при всей своей образованности он еле сводил концы с концами. Именно это, собственно, и заставило его переехать пять лет назад вместе со многими своими соотечественниками в Россию вслед за занявшей русский престол герцогиней Анной Иоанновной и её фаворитом Эрнстом Бироном. По крайней мере здесь, в Петербурге, Людвиг Александрович получал за свои труды плату в два с половиной раза выше той, которой ему приходилось довольствоваться на родине. Это не могло не радовать нашего адъюнкта, и ради этого стоило терпеть этих несносных петербургских студентов…
Вспомнив о студентах, Людвиг Александрович тяжело вздохнул. «Опять эти занятия, опять этот Ломоносов…» - с горечью подумал фон Онегельс. Ох уж этот Ломоносов! Адъюнкту еще ни разу не приходилось встречать настолько бестолкового и вместе с этим необычайно наглого и дерзкого студента.
Михаил Ломоносов появился в Петербурге совсем недавно. Всего лишь несколько недель назад он, да еще и другие одиннадцать лучших учеников Славяно-греко-латинской академии, прибыли в северную столицу России для дальнейшего обучения различным наукам. Ломоносов тут же впал в немилость к Людвигу Александровичу. На первом же уроке, узнав, что ему предстоит выучить на память тригонометрическую таблицу, Михаил ничтоже сумняся задал вопрос, который еще не осмеливался задать фон Онегельсу ни один студент:
- Людвиг Александрович, к чему зубрить сию таблицу?
От подобной наглости бедный преподаватель поначалу лишился дара речи. Наконец, придя в себя, фон Онегельс закричал, да так, что сидящий на первой парте рядом с Ломоносовым 15-летний Мишка Коврин, вздрогнул от страха:
- Что вы себе позволяете! Да знаете ли Вы, болван, о чём я могу с вами говорить, если вы не знаете точных численных значений тригонометрических функций?!
К величайшему удивлению Людвига Александровича, Ломоносов невозмутимо ответил:
- Все эти числа можно найти в справочнике. Не вижу смысла в зазубривании оных, к тому же это не имеет ни малейшего отношения к разумению тригонометрии.
- Замолчите! Немедленно замолчите! Кому вы смеете мне указывать? Я, адъюнкт Петербургской Академии наук, курляндский дворянин, а вы – всего лишь ничтожный русский студент! Вы непременно выучите эту таблицу, а не то… На следующем занятии я лично проверю, насколько вы преуспели в её изучении! О ужас! И это один из лучших учеников греко-латинской академии…
К следующему занятию Ломоносов не только не выучил упомянутую таблицу, но еще и продолжал упорствовать в своём невежестве, продолжая повторять свои слова о бессмысленности зазубривания большого количества чисел.
- Я не помню всех этих косинусов и синусов, и не собираюсь их учить наизусть… Но я могу вывести их все! Позвольте! – и Ломоносов быстро встал из-за парты и уверенно шагнул к доске.
- Сядьте! Не надо мне ваших выводов! Дурак…
От горьких воспоминаний Людвигу Александровичу стало еще более скверно на душе. «Что же сегодня снова выкинет этот дерзкий упрямец?..» - с горечью подумал фон Онегельс. Укутавшись шарфом и накинув на плечи пальто, адъюнкт вышел на улицу, и свирепый ледяной ветер не замедлил ударить ему в лицо. Ругаясь по-немецки в адрес ужасной петербургской погоды, Людвиг Александрович поплёлся по направлению к зданию Академии…
читать далее: Глава 2. Студенты
http://www.stihi.ru/2019/12/31/6582