1
С гермами и с Хароном
даймлеровский полёт
дыхание твоё по зонам
всемирным влёк, ибо ждёт
роща, где потеплела
прибрежная полоса;
для материнского тела
ты, северная роса;
взморье, синий час вёсен,
мифический простор
рань раковины для дёсен,
золото: conca d’or
влекло тебя вглубь дыханья,
ты; спасительный кров,
Фатум, Кисмет, Ананка
на коленях богов.
Видишь, никнет бесшумно
магнолия, потускнев;
желание неразумно,
и безрассуден гнев;
прах прежде чем летаргия,
душа хочет пить в потоп,
только ли шизофрения:
склонённый жалобно лоб.
Круженье или качанье,
шансы тоже врасплох;
о как понять молчанье,
если молчит Бог.
Голгофа. Такой ценою
золотое руно.
«Ныне в раю со Мною
ты будешь». Так суждено.
Перечисляет обиды
прикованный Прометей;
Ио, океаниды
других не слышат вестей;
философема perennis,
Гегель – пристальный страж;
генетика и теннис,
предательская блажь.
Не оставляют следа
месяцы и цветы;
миф туманный – победа
среди мировой тщеты,
и опадает роза,
которой не скажешь: «Стоп!»
Одна и та же поза:
Склонённый жалобно лоб.
II
Это граничит с бредом:
ты у моря в саду,
приливу отлив неведом,
бессмысленное в ходу;
смесь: Карфаген Дидоны
Сахара тут же и даль;
Смесь: вОлны и колонны
Там, где Notturn final.
У голубого фьорда,
когда гроза вдали,
подобие аккорда
от неба до земли,
отрадная цикута,
влечёшь ты в пустоту,
Изольда или смута,
небытие в цвету.
Гвоздичный распадётся
твой дом, таивший нас,
и выметать придётся
за часом блёклый час;
чем позже, тем дороже
последние цветы,
мной выстраданы тоже,
как и твои черты.
Стеснённые стенами,
идём, куда хотим,
а облако над нами,
знакомое другим;
земля неколебима,
и те, кто видит сны,
как ты теперь любима,
на смерть обречены.
Лишь миф или сказанье –
мир у моря в саду,
распад – его притязанье,
всё рушится на виду.
Смесь: Дидона, истоки
и Сахара, и даль;
все всегда одиноки…
Дальше – Notturn final.