XXX.
Так стал своей душой я вновь свободен
И вскоре понял, что созрел я для идей;
Я знал, что с этой точки выбирать теперь я волен,
Искал природу я и в ней простых людей.
Там были пастухи, священники, селяне;
Смешавшись с ними стал я более живой -
Старьевщики, скитальцы и крестьяне,
Базары, праздники и этот мир был мой.
Стал путешествовать средь старого я света,
Исколесил его я города и постоялые дворы,
По новой там учился жизни и искал ответа,
Пока не исчерпал я прелесть лета и его дары,
Тот призрак прошлого, все чуял я его
И прибыл я в Лион, не знаю для чего.
XXX.
Thus was my soul enfranchised. But anon,
With courage fired to full--fledged enterprise,
And pushing still the vantage I had won,
I sought communion with a world less wise,
The living world. I mixed with not a few,
Shepherds and countrymen, and village priests,
Bagmen at inns, and all the motley crew
Which comes and goes on market days and feasts
In old--world hostelries of old--world towns.
These gave a second schooling, till the grace
Of the summer ended on the upper downs,
And, carrying still its glory on my face,
I came to Lyons where these things befell.
The why and wherefore of it who shall tell?