Хождение по водам. 2010

Андрей Попов Сыктывкар
Андрей Попов

ХОЖДЕНИЕ ПО ВОДАМ
Сыктывкар, 2010

Редакция


* * *

Сердце болит от шума,
Знобит от магнитной бури.
Можно о смерти подумать,
О милой литературе,

Что годы судьбы и света
Куда-то легко уносит,
О том, что в душе поэта
И в небе — поздняя осень.

На небе моем огромном
Сегодня темно и хмуро.
О чем остается помнить?
Что смерть — не литература.

***

Днем или, может, порою полночной
Сердце поймет, что болит к непогоде,
Что разыграется ветер восточный –
Ветер Господень.

Ветер придет из далекой пустыни
И занесет родники и колодцы,
Горькие речи и храмы гордыни.
Кто же спасется?

Кто же привязанный к родине милой,
К жизни своих гаражей и домишек,
Выкрикнув, выдохнув «Боже! Помилуй!»,
Будет услышан?

ХОЖДЕНИЕ ПО ВОДАМ

По воде, как посуху, пойду,         
Задевая по пути звезду,
Что в полночном море отразилась.
Господи, а если пропаду?

Взгляд теряет звезды и луну.
Шаг ныряет в шумную волну.
Маловерный, что ж я усомнился?!
Только усомнился — и тону.

Мысль, как камень, падает до дна,
Чтобы стала жизни глубина
Постижима страннику по водам —
Как она темна и холодна!

Как темны подводные края,
Где скользит упрямая змея —
Мысль моя, как проходить по водам   
До небесной тайны бытия.

ПОДНЯТ ВЫШЕ

То птицу видел, то звезду,
То солнце яркое в зените,
Трехлетний сын просил в бреду:
- Повыше, выше поднимите!

Отец брал на руки его,
Заботливо и осторожно,
Не понимая ничего,
Приподнимал насколько можно.

- Повыше! Низко так кругом! –
Был мальчик Господом услышан.
И эпитафия о нем
Всего два слова «Поднят выше!»

И ты поэт в своем бреду,
Отринув суету событий,
То птицу видишь, то звезду,
То солнце яркое в зените…

И, может, после снов земных
Стихи когда-нибудь напишешь,
Которые Господь услышит,
И мир подумает о них
Всего два слова «Поднят выше!».

20 ДЕКАБРЯ

Преподобне Антоние Сийский,
О предивный помощниче наш,
Жизнь уходит с просторов российских,
Остаются — печаль и пейзаж.

Вдаль — дороги, как судьбы, разбиты,
Вдоль — деревни, пусты и черны…
Помяни наши митрополиты,    
Удрученный народ помяни.

Умираем в похмелье тяжелом
Среди самых великих полей.
Ты стоишь перед Божьим престолом,
Помолись своим чудным глаголом
И любовью блаженной согрей.

***

Тоску позовешь – больше нет друзей,
И с нею начнешь кутеж.
Вот наглая гостья! Водки налей –    
И душу вынь да положь.

Судьбу ей подай, а не общий хмель,
Не хочет меньшей цены.
Расстелет – разделит с тобой постель
И станет тревожить сны.

И будет твердить до скончанья дней,
Что Бог далек и суров,
А с нею ты нарожаешь детей
И набормочешь стихов.

***

Сердце верит, не устанет –
Гонит прочь
Время темных испытаний –
Эту ночь,

Одиночество и ветер,
Трепет сна…
И приходит на рассвете
Тишина.

Тишина – и сразу дорог
Каждый слог.
Что ж я плачу, как ребенок?!
Это Бог.

* * *

Их нет уже, а мне поверить трудно…
Характеры упрямы и резки,
Искали песню зло и беспробудно
До безысходной гробовой тоски.

Но неудачно выбрали концовку,
Перетянули слабую струну.
Искали песню, а нашли веревку,
Нашли себе последнюю жену,

Что приняла и проповедь, и ругань
На здешние угрюмые места —
И обняла последняя подруга…
Сошли во тьму со своего креста.

А я их знал, и горько удивился:
Как увлекает помраченный пыл; 
Что до сих пор за них не помолился,
Так по душам и не поговорил.

* * *

Кто-то тайно приказы изрек,
Кто-то свел в напряжении скулы,
Чья-то мысль, словно пуля, мелькнула —
И я выбран, как верный залог.

Эй, поэт, затаись между строк
И смотри в автоматное дуло! —
Гаркнет резко исчадье аула,
Палец свой положив на курок..

Я — заложник столетней беды,
Мне в лицо она весело дышит…
Праздный мир с одобреньем услышит,

Что меня, приложив все труды,
Обменяли на сумку с гашишем
И на остров Курильской гряды.

***

Живет душа моя на войне,
Военный твердит мотив.
А люди думают, я вполне
Терпим и миролюбив,

И будто любому привету рад,
И пьяных драк не люблю.
А я хочу купить автомат,
И кажется, что куплю.

На тихом складе среди корыт,
Кастрюль последних систем
Предложат мины и динамит,
И новенький АКМ.

Держу в руке я желанный ствол,
Душа живет на войне,
И сознаю вдруг, что зря пришел,
Что мне не сойтись в цене.

В комплекте штык. Удобен приклад.
И цвет спокоен и мил.
Но я, прости меня, тихий склад,
Денег не накопил.

И вижу — нервы напряжены,
И чувствую жесткий тон,
Можно легко схлопотать войны
Со всех четырех сторон.

Неосторожно среди корыт,
Кастрюль последних систем
Не взять ни мины, ни динамит,
Ни новенький АКМ.

На тихом складе не верят в долг,
Здесь платят и головой.
Зачем мне снился гвардейский полк
И снился неравный бой?

Зачем я слушаю черный мат,
Горячих юношей злю?
Зачем хотел купить автомат?!
И кажется, что куплю.

***

Рассуждали об интиме,
В этом деле все сильны.
Вдруг сказал Владимир Тимин:
«Две достаточно жены
Для поэта, в брачном плане
Две — вот так! Как ни крути,
Хватит. Мы ж не мусульмане,
Православные почти».

Те, кому необходимо
Много жен на стороне,
Заворчали: «Как же, Тимин,
Двух достаточно вполне?!

От тебя не ожидали
Мы подобной чепухи.
Как бы мы тогда писали
Гениальные стихи?!»

Но еще неумолимей
И решительней на вид
Говорил Владимир Тимин:
«Две — и хватит. И лимит.
Мы же с вами не собаки,
Чтоб иметь по сто подруг.
Первая — в законном браке,
А вторая — все вокруг.

Все, которые бывали
К нашим чувствам не глухи,
Чтоб мы как-то сочиняли
Гениальные стихи.

Надо быть скромней в интиме,
Все-таки не двадцать лет!»—
Говорил Владимир Тимин,
Очень опытный поэт.


* В.Тимин - народный поэт Республик Коми

***

Вновь наступит весна, возвращая надежды приметам.
Но студентка – красивая!– в библиотеку войдет,
Книгу выберет «Сборник совсем неизвестных поэтов»
(Никому неизвестных в тот очень двухтысячный год),

Терпеливо и бережно перелистает страницы –
Многолетних раздумий и опытов краткий итог.
По счастливой случайности в сборнике том сохранится
Мое лучшее стихотворение – несколько строк.

И она их прочтет – не поймет невеселый мой юмор,
Но она улыбнется – на улице будет весна.
И подумает: «Бедный, когда, интересно, он умер?
И какая была у него, интересно, жена?»

***
Мне не понять изысканность унылых.
Когда порой сжимает сердце мгла,
То вспомню, что жена меня любила…
Ласкала. Проклинала. И ждала.

И что мне ваша тщательная смута,
Высокомерные полутона.
Она досталась мне, а не кому-то,
Красивая ревнивая жена.

Разымчивы, затейливы узоры       
Измены и сомнений кружева.
Я проще – я провинциал, который
Предпочитает ясные слова.

Предпочитает вздорный нрав зырянки,
Что не читает никаких стихов.
И потому я не умру от пьянки
И не поверю в роковой исход.

И не пойму, как это – жизнь постыла?!
Бесцветна ваша сложность ремесла…
Красивая жена меня любила.
Ласкала. Проклинала. И ждала

МЕТЕЛЬ

Метель, Марина… Небо упадет.
Путь занесет. Смятения эфира
Не разберет взыскующая лира,
Не разберет слова который год.

А город, постарев от непогод,
И сотворив и разлюбив кумира,
От холода, декабрьской мглы и мира
Уйдёт в монахи. Или всё пропьет.

А где любовь? Я думаю, что рядом —
Когда застыли зимние часы,
Когда зодиакальные Весы

Раскачивает ветер, - до разлада
Всего один порыв... А верить надо,
Марина, в приближение Весны.


* * *

Провинция пылко нелепа,
Но русские снятся ей сны.
И ближе здесь звезды, и небо,   
И люди, и чувство вины.

Несет свое честное бремя
Не слышная миру строка,
И медленней тянется время,
Поэтому жизнь коротка...

* * *

Родимый город, как мне надоели
Твои кварталы и твои углы,
Твои неутомимые метели
И черный воздух заполярной мглы.

И ты меня не любишь, но прославишь,
Я знаю, что на северном ветру
Однажды ты мне памятник поставишь,
Когда я от красот твоих умру.

Сочтёшь, что будет юношам полезно
И моего лица узнать черты,
Мой дар отметишь... Как это любезно!
Жаль, не от сердца,
Так... от суеты.


* * *

Стынет воздух. Холод небывалый
Даже для полярных январей.
Побирашки греются в подвалах, 
Обняли железо батарей.

Нет убогих на своей работе —
Ни у церкви, ни на рынке нет. 
Некому сказать: «Зачем вы пьете?!»,
Подавая несколько монет.

Небывалый холод.
Поскорее
Поспешим вернуться в теплый дом.
Некого сегодня, фарисеи,
Поучать, что надо жить трудом.

* * *

Утро вошло,
Я глаза разжимаю от сна,
Освобождаюсь
От темных вечерних страстей
И не грущу,
Ибо утро — и дышит весна.
Только не стало
Великой Отчизны моей.

Чтo мне слова,
Что не выпита чаша до дна,
Споры идей
Беспокойного мира вещей?!
Дышит весна,
Я глаза разжимаю от сна.
Не о чем спорить -
Не стало Отчизны моей.

Не о чем спорить
И всуе терзать имена —
Опровергать,
Кто герой, кто кумир, кто злодей.
Тает великое прошлое.
Это весна.
Утро. Мудрею.
Не стало Отчизны моей.

***

Господи, Лазарь, которого любишь Ты, болен,
Жизнь его оставляет, и это совсем не хандра…
Даруй ему, исцеление – на все лишь Твоя воля.
Он говорить не может и встать не может с одра.

Как не отчаяться, Господи! Что же Ты нас оставил?!
Умер в Вифании Лазарь. И мы умрем вместе с ним.
Как нам понять и поверить, что это не к смерти, а к славе?
Что же Ты медлишь, Господи, любящим сердцем Твоим?

В ПРОКУРАТУРЕ

Я весь седой и многогрешный –
Юн старший следователь, он
Ведёт допрос, чтоб потерпевшим
Признать меня.
Таков закон.

Рассказывает без запинки,
Придав словам суровый вид:
Мой сын единственный,
Мой Димка
На Пулковском шоссе убит.

Привычны горестные были
Для умирающей Руси:
Чай с клофелином предложили –
И выбросили из такси.

И он замёрз.
Скупые вздохи
Кто может слышать в тёмный год?!
Замёрз от февраля эпохи
Всепобеждающих свобод.

И ни молитва, ни дублёнка
Не помогли его спасти,
И Богородицы иконка
С ним замерзала на груди.

Какую вытерпел он муку
Не перескажет протокол!
И ангел взял его за руку,
В селенья вечные повёл.

А мне произносить с запинкой
Слова кафизм и панихид.
Мой сын единственный,
Мой Димка
На Пулковском шоссе убит.

Нет больше никаких вопросов,
И прокурор, совсем юнец,
Мне говорит, что я философ.
Я не философ, я отец.

Ах, следователь мой неспешный,
Ты не поймёшь, как я скорблю…
Я потерпевший, потерпевший.
Я потерплю.               

***

Помолись обо мне, сынок,
Расскажи про иной покой,
Я от мыслей и снов продрог,
Помолись обо мне, родной.
Я с утра разгоняю тьму,
Из души выметаю сор.
Я живу еще потому,
Что с тобой веду разговор.
Снова плачу. И плачет мать.
Поминальный едим обед.
Расскажи, как нам с ней понять,
Что тебя с нами больше нет.
Может, спустишься с высоты,
На минутку зайдешь домой?..
Я так верю, что слышишь ты.
Я так верю, что ты живой.

***

Ищешь чувственною дрожью,
Смотришь в мысленный чертеж –
Постигаешь правду Божью…
Только как ее поймешь?!

Что ни скажешь, будет ложью,
Промолчишь – и тоже ложь.
Постигаешь правду Божью…
Только как ее поймешь?!

Только Господу известно,
Почему удел такой –
Сын живет в стране небесной,
Я живу в стране земной.

Так легко смутить поэта,
Плачу я в земном краю,
Как понять мне благо это,
Правду Божью, скорбь мою.    

ОТЧАЯНИЕ

Верую, Боже, что слышишь молитву мою,
Что же в ответ молчишь – не пойму причины.
Разве я камень прошу?! Разве прошу змею?!
Господи, я прошу, воскреси мне сына.

Ищущий, Господи, верую, что обрящет
Свет покаяния, истину и покой.
Вот пред Тобою я, верящий и просящий,
Дверь Твоей милости, снова молю, открой.

Как над сыном мертвым рыдала мать и вдова,
Помнишь? – сжалился Ты над её слезами.
Почему Ты молчишь? Какие нужны слова?
Разве прошу змею?! Или прошу камень?!

МОЛИТВА О СЫНЕ

Всё сбудется, Марина,
И нет вернее строк:
И ты родишь мне сына.
Нас не оставил Бог.

Наш первый сын в могиле
Уснул до лучших дней,
Мы горя не забыли,
Но мы его сильней.

А возраст?! Да неведом
Душе его надлом –
И я в роддом приеду
С цветами и вином.
 
И я скажу негромко,
Но каждый слог ценя:
– Послушай, медсестрёнка,
Жена здесь у меня.
 
Её зовут Марина,
Сегодня вышел срок –
И родила мне сына. 
Нас не оставил Бог.

***

Свежа осенняя прохлада.
И краски осени свежи!
Но смысл дождя и листопада –
В преображении души.

Приму я узкую дорогу
И поздней осени порыв,
Что надо подниматься к Богу,
Любовь и дождь соединив,

И слышать в невысоком слоге
Иной покой небесных лир,
И видеть, пребывая в Боге,
Себя и весь осенний мир.
Нас не оставил Бог.

***
                Н. Кузьмину

От русской Непрядвы остался ручей      
И ропот стиха или бреда.
По этому поводу водки не пей,
В незваных гостях не обедай,
Заслуженных гениев не матери,
Мы сами свое заслужили,
Ревнивой стилистики пономари
В нетрезвой лирической силе.
Мы всех обличили до самого дна
Беспечной души и стакана.
И нету Непрядвы — неправда одна
В народных мечтах и туманах.
От русской победы остался музей,
Словарь и привычки пехоты.
По этому поводу водки не пей
До патриотической рвоты.
В незваных гостях не растрачивай дни
И светлую душу поэта.

И русскую Родину не хорони,
Пока есть стихи и ракеты.



Андрей Попов

ХОЖДЕНИЕ ПО ВОДАМ
Сыктывкар, 2010

Первый вариант


* * *

Сердце болит от шума,
Знобит от магнитной бури.
Можно о смерти подумать,
О милой литературе,

Что годы судьбы и света
Куда-то легко уносит,
О том, что в душе поэта
И в небе — поздняя осень.

На небе моем огромном
Сегодня темно и хмуро.
О чем остается помнить?
Что смерть — не литература.

***

Днем или, может, порою полночной
Сердце поймет, что болит к непогоде,
Что разыграется ветер восточный –
Ветер Господень.

Ветер придет из далекой пустыни
И занесет родники и колодцы,
Горькие речи и храмы гордыни.
Кто же спасется?

Кто же привязанный к родине милой,
К жизни своих гаражей и домишек,
Выкрикнув, выдохнув «Боже! Помилуй!»,
Будет услышан?

ХОЖДЕНИЕ ПО ВОДАМ

По воде, как посуху, пойду,         
Задевая по пути звезду,
Что в полночном море отразилась.
Господи, а если пропаду?

Взгляд теряет звезды и луну.
Шаг ныряет в шумную волну.
Маловерный, что ж я усомнился?!
Только усомнился — и тону.

Мысль, как камень, падает до дна,
Чтобы стала жизни глубина
Постижима страннику по водам —
Как она темна и холодна!

Как темны подводные края,
Где скользит упрямая змея —
Мысль моя, как проходить по водам   
До небесной тайны бытия.

* * *

То птицу видел, то звезду,
То солнце яркое в зените…
Трехлетний сын просил в бреду:
— Повыше, выше подымите!

Отец брал на руки его,
Заботливо и осторожно,
Не понимая ничего,
Приподнимал насколько можно.

— Повыше! Низко так кругом!—
Был мальчик Господом услышан.
И эпитафия о нем —
Всего два слова: «Поднят выше!»

И ты, поэт, в своем бреду,
Устав от низменных событий,
То птицу видишь, то звезду,
То солнце яркое в зените…

И, может, после снов больных
Стихи когда-нибудь напишешь,
Которые Господь услышит,
И мир подумает о них
Всего два слова: «Поднят выше!».

* * *

Преподобне Антоние Сийский,
О предивный помощниче наш,
Жизнь уходит с просторов российских,
Остаются — печаль и пейзаж.

Вдаль — дороги, как судьбы, разбиты,
Вдоль — деревни, пусты и черны…
Помяни наши митрополиты,    
Удрученный народ помяни.

Умираем в похмелье тяжелом
Среди самых великих полей.
Ты стоишь перед Божьим престолом,
Помолись своим чудным глаголом
И любовью блаженной согрей.

***

Тоску позовешь – больше нет друзей,
И с нею начнешь кутеж.
Вот наглая гостья! Водки налей –    
И душу вынь да положь.

Судьбу ей подай, а не общий хмель,
Не хочет меньшей цены.
Расстелет – разделит с тобой постель
И станет тревожить сны.

И будет твердить до скончанья дней,
Что Бог далек и суров,
А с нею ты нарожаешь детей
И набормочешь стихов.

***

Сердце верит, не устанет –
Гонит прочь
Время темных испытаний –
Эту ночь,

Одиночество и ветер,
Трепет сна…
И приходит на рассвете
Тишина.

Тишина – и сразу дорог
Каждый слог.
Что ж я плачу, как ребенок?!
Это Бог.

* * *

Их нет уже, а мне поверить трудно…
Характеры упрямы и резки,
Искали песню зло и беспробудно
До безысходной гробовой тоски.

Но неудачно выбрали концовку,
Перетянули слабую струну.
Искали песню, а нашли веревку,
Нашли себе последнюю жену,

Что приняла и проповедь, и ругань
На здешние угрюмые места —
И обняла последняя подруга…
Сошли во тьму со своего креста.

А я их знал, и горько удивился:
Как увлекает помраченный пыл; 
Что до сих пор за них не помолился,
Так по душам и не поговорил.

* * *

Кто-то тайно приказы изрек,
Кто-то свел в напряжении скулы,
Чья-то мысль, словно пуля, мелькнула —
И я выбран, как верный залог.

Эй, поэт, затаись между строк
И смотри в автоматное дуло! —
Гаркнет резко исчадье аула,
Палец свой положив на курок..

Я — заложник столетней беды,
Мне в лицо она весело дышит…
Праздный мир с одобреньем услышит,

Что меня, приложив все труды,
Обменяли на сумку с гашишем
И на остров Курильской гряды.

***

Живет душа моя на войне,
Военный твердит мотив.
А люди думают, я вполне
Терпим и миролюбив,

И будто любому привету рад,
И пьяных драк не люблю.
А я хочу купить автомат,
И кажется, что куплю.

На тихом складе среди корыт,
Кастрюль последних систем
Предложат мины и динамит,
И новенький АКМ.

Держу в руке я желанный ствол,
Душа живет на войне,
И сознаю вдруг, что зря пришел,
Что мне не сойтись в цене.

В комплекте штык. Удобен приклад.
И цвет спокоен и мил.
Но я, прости меня, тихий склад,
Денег не накопил.

И вижу — нервы напряжены,
И чувствую жесткий тон,
Можно легко схлопотать войны
Со всех четырех сторон.

Неосторожно среди корыт,
Кастрюль последних систем
Не взять ни мины, ни динамит,
Ни новенький АКМ.

На тихом складе не верят в долг,
Здесь платят и головой.
Зачем мне снился гвардейский полк
И снился неравный бой?

Зачем я слушаю черный мат,
Горячих юношей злю?
Зачем хотел купить автомат?!
И кажется, что куплю.

***

Рассуждали об интиме,
В этом деле все сильны.
Вдруг сказал Владимир Тимин:
«Две достаточно жены
Для поэта, в брачном плане
Две — вот так! Как ни крути,
Хватит. Мы ж не мусульмане,
Православные почти».

Те, кому необходимо
Много жен на стороне,
Заворчали: «Как же, Тимин,
Двух достаточно вполне?!

От тебя не ожидали
Мы подобной чепухи.
Как бы мы тогда писали
Гениальные стихи?!»

Но еще неумолимей
И решительней на вид
Говорил Владимир Тимин:
«Две — и хватит. И лимит.
Мы же с вами не собаки,
Чтоб иметь по сто подруг.
Первая — в законном браке,
А вторая — все вокруг.

Все, которые бывали
К нашим чувствам не глухи,
Чтоб мы как-то сочиняли
Гениальные стихи.

Надо быть скромней в интиме,
Все-таки не двадцать лет!»—
Говорил Владимир Тимин,
Очень опытный поэт.


* В.Тимин - народный поэт Республик Коми


***

Вновь наступит весна, возвращая надежды приметам.
Но студентка – красивая!– в библиотеку войдет,
Книгу выберет «Сборник совсем неизвестных поэтов»
(Никому неизвестных в тот очень двухтысячный год),

Терпеливо и бережно перелистает страницы –
Многолетних раздумий и опытов краткий итог.
По счастливой случайности в сборнике том сохранится
Мое лучшее стихотворение – несколько строк.

И она их прочтет – не поймет невеселый мой юмор,
Но она улыбнется – на улице будет весна.
И подумает: «Бедный, когда, интересно, он умер?
И какая была у него, интересно, жена?»

***

Мне не понять изысканность унылых.
Когда порой сжимает сердце мгла,
То вспомню, что жена меня любила…
Ласкала. Проклинала. И ждала.

И что мне ваша тщательная смута,
Высокомерные полутона.
Она досталась мне, а не кому-то,
Красивая ревнивая жена.

Разымчивы, затейливы узоры       
Измены и сомнений кружева.
Я проще – я провинциал, который
Предпочитает ясные слова.

Предпочитает вздорный нрав зырянки,
Что не читает никаких стихов.
И потому я не умру от пьянки
И не поверю в роковой исход.

И не пойму, как это – жизнь постыла?!
Бесцветна ваша сложность ремесла…
Красивая жена меня любила.
Ласкала. Проклинала. И ждала

* * *

Метель, Марина… Небо упадет.
Путь занесет. Волнения эфира
Не разберет взыскующая лира,
Она сама себя не разберет.

Но молчаливый город непогод,
Творящий нетерпенье и кумиров
Познает тьму — и от такого мира
Уйдет в монахи. Или всё пропьет.

А где любовь? Я думаю, что рядом —
Когда застыли зимние часы,
Когда зодиакальные Весы
Раскачивает ветер, до разлада

Всего один порыв, а верить надо,
Марина, в приближение Весны.

* * *

Провинция пылко нелепа,
Но русские снятся ей сны.
И ближе здесь звезды, и небо,   
И люди, и чувство вины.

Несет свое честное бремя
Не слышная миру строка,
И медленней тянется время,
Поэтому жизнь коротка...

* * *

Родимый город, как мне надоели
Твои кварталы и твои углы,
Твои неутомимые метели
И черный воздух заполярной мглы.

И ты меня не любишь, но прославишь,
Я знаю, что на северном ветру
Однажды ты мне памятник поставишь,
Когда я от красот твоих умру.

Сочтёшь, что будет юношам полезно
И моего лица узнать черты,
Мой дар отметишь... Как это любезно!
Жаль, не от сердца,
Так... от суеты.


* * *

Стынет воздух. Холод небывалый
Даже для полярных январей.
Побирашки греются в подвалах, 
Обняли железо батарей.

Нет убогих на своей работе —
Ни у церкви, ни на рынке нет. 
Некому сказать: «Зачем вы пьете?!»,
Подавая несколько монет.

Небывалый холод.
Поскорее
Поспешим вернуться в теплый дом.
Некого сегодня, фарисеи,
Поучать, что надо жить трудом.

* * *

Утро вошло,
Я глаза разжимаю от сна,
Освобождаюсь
От темных вечерних страстей
И не грущу,
Ибо утро — и дышит весна.
Только не стало
Великой Отчизны моей.

Чтo мне слова,
Что не выпита чаша до дна,
Споры идей
Беспокойного мира вещей?!
Дышит весна,
Я глаза разжимаю от сна.
Не о чем спорить -
Не стало Отчизны моей.

Не о чем спорить
И всуе терзать имена —
Опровергать,
Кто герой, кто кумир, кто злодей.
Тает великое прошлое.
Это весна.
Утро. Мудрею.
Не стало Отчизны моей.

***

Господи, Лазарь, которого любишь Ты, болен,
Жизнь его оставляет, и это совсем не хандра…
Даруй ему, исцеление – на все лишь Твоя воля.
Он говорить не может и встать не может с одра.

Как не отчаяться, Господи! Что же Ты нас оставил?!
Умер в Вифании Лазарь. И мы умрем вместе с ним.
Как нам понять и поверить, что это не к смерти, а к славе?
Что же Ты медлишь, Господи, любящим сердцем Твоим?

В ПРОКУРАТУРЕ

Я весь седой и многогрешный –
Юн старший следователь, он
Ведет допрос, чтоб потерпевшим
Признать меня.
Таков закон.

Рассказывает без запинки,
Предав словам суровый вид:
Мой сын единственный,
Мой Димка
На Пулковском шоссе убит.

Привычны горестные были
Для умирающей Руси:
Клауфелином отравили
И выбросили из такси.

И он замерз.
Скупые вздохи
Кто может слышать в темный год?!
Замерз от февраля эпохи
Всепобеждающих свобод.

И ни молитва, ни дубленка
Не помогли его спасти,
И Богородицы иконка
С ним замерзала на груди.

Какую вытерпел он муку
Не перескажет протокол!
И ангел взял его за руку,   
В селенья вечные повел.

А мне произносить с запинкой
Слова кафизм и панихид.
Мой сын единственный,
Мой Димка
На Пулковском шоссе убит.

Нет больше никаких вопросов,
И прокурор, совсем юнец,
Мне говорит, что я философ,
Я не философ, я отец.

Ах, следователь мой неспешный,
Ты не поймешь, как я скорблю…
Я потерпевший, потерпевший.
Я потерплю.

***

Помолись обо мне, сынок,
Расскажи про иной покой,
Я от скорби совсем продрог,
Помолись обо мне, родной.

Я с утра разгоняю тьму,
Из души выметаю сор.
Я живу еще потому,
Что с тобой веду разговор.

Снова плачу. И плачет мать.
Поминальный едим обед.
Расскажи, как нам с ней понять,
Что тебя с нами больше нет.

Может, спустишься с высоты,
На минутку зайдешь домой?..
Я так верю, что слышишь ты.
Я так верю, что ты живой.

***

Ищешь чувственною дрожью,
Смотришь в мысленный чертеж –
Постигаешь правду Божью…
Только как ее поймешь?!

Что ни скажешь, будет ложью,
Промолчишь – и тоже ложь.
Постигаешь правду Божью…
Только как ее поймешь?!

Только Господу известно,
Почему удел такой –
Сын живет в стране небесной,
Я живу в стране земной.

Так легко смутить поэта,
Плачу я в земном краю,
Как понять мне благо это,
Правду Божью, скорбь мою.    

***

Верую, Боже, что слышишь молитву мою,
Что же в ответ молчишь – не пойму причины.
Разве я камень прошу?! Разве прошу змею?!
Господи, я прошу, воскреси мне сына.

Ищущий, Господи, верую, что обрящет
Свет покаяния, истину и покой.
Вот пред Тобою я, верящий и просящий,
Дверь Твоей милости, снова молю, открой.

Как над сыном мертвым рыдала мать и вдова,
Помнишь? – сжалился Ты над её слезами.
Почему Ты молчишь? Какие нужны слова?
Разве змею прошу?! Или прошу камень?!

***

Всё сбудется, Марина,
И нет вернее строк:
И ты родишь мне сына.
Нас не оставил Бог.

Наш первый сын в могиле
Уснул до лучших дней,
Мы горя не забыли,
Но мы его сильней.

А возраст?! Да неведом
Душе его надлом –
И я в роддом приеду
С цветами и вином.

И я скажу негромко,
Но каждый слог ценя:
- Послушай, медсестрёнка,
Жена здесь у меня.

Ёе зовут Марина,
Сегодня вышел срок –
И родила мне сына.

***

Свежа осенняя прохлада.
И краски осени свежи!
Но смысл дождя и листопада –
В преображении души.

Приму я узкую дорогу
И поздней осени порыв,
Что надо подниматься к Богу,
Любовь и дождь соединив,

И слышать в невысоком слоге
Иной покой небесных лир,
И видеть, пребывая в Боге,
Себя и весь осенний мир.
Нас не оставил Бог.

***
                Н. Кузьмину

От русской Непрядвы остался ручей      
И ропот стиха или бреда.
По этому поводу водки не пей,
В незваных гостях не обедай,
Заслуженных гениев не матери,
Мы сами свое заслужили,
Ревнивой стилистики пономари
В нетрезвой лирической силе.
Мы всех обличили до самого дна
Беспечной души и стакана.
И нету Непрядвы — неправда одна
В народных мечтах и туманах.
От русской победы остался музей,
Словарь и привычки пехоты.
По этому поводу водки не пей
До патриотической рвоты.
В незваных гостях не растрачивай дни
И светлую душу поэта.

И русскую Родину не хорони,
Пока есть стихи и ракеты.