Было время золотое
с конопатой рыжиной.
Лужи - тёплые, а лето
длилось вечно, словно жизнь.
В реках - рыба по затонам,
стог - залазил на рожон,
детвора взбиралась следом
посмотреть: стригут стрижи
синеву лохматых далей...
В конопляные вихры
заплетался рыжий лучик -
солнце ластилось к щеке...
Вы такое не видали?
Я же пел вам... аж охрип...
Мне сказали: «Так-то лучше...
Помолчи, певучий шкет!»
Сорок лет молчал... не хныкал,
а теперь вот... прорвало...
Старичок бубнит тихонько...
Все простительно ему.
Вырождается в ухмылку...
Взгляд от судорог свело...
Вот такая вышла хохма...
Словно жизнь взаймы стрельнул,
а вернуть - не успеваю...
Бог не спишет мой должок:
матом крою - он процентом
трёхэтажным обложил.
Я молюсь - ему спеваю -
морщит нос: «Не то, дружок...»
Душу выскреб, словно цедру,
от стихов, как ото лжи...
На хрена мне этот цимус?!
Для настойки вечных снов?
А накормлены ли Судьи?
Блажь амброзии в крови?
Мне привычней души в цыпках:
Сухость чувства... холод слов...
Бородавки наших судеб...
И мозоли от любви.
Говорят: впадает в детство...
Всё отдам - позвольте впасть!
И, как в прятках, затеряться
между было и прошло.
А куда ещё мне деться?
Прожил жизнь, разиня пасть.
Умник хренов - если вкратце.
Слов волшебный порошок
мне давно дурманит душу -
наркоман, но видит Бог,
к поэтической нирване
не допёр - и не постиг.
Разве что, стихи послушав,
русским словом занемог.
Посыпаю соль на раны -
слишком пресен квёлый стих.