XXXIII.
Прочел я дважды надпись прежде чем подумал,
Что ее смысл в самом деле означал
И отвернувшись погрузился в свою думу,
Что я один, пожалуй, это место посещал.
В ту ночь к себе я возвращался, рядом с домом,
У двери боковой я мимо проходил,
Вдруг женский голос раздраженным тоном,
Позвал того, кто в ней, казалось, жар будил.
"Эй ты, любитель шуток, погоди немного"
И в дверь открытую, не верил я глазам своим,
Та женщина из ярмарки явилась ко мне снова,
Но лик по форме и оттенку виделся другим
И в лунный отблеске все тот же мелкий шрам,
Что придавал красе изящество и шарм.
XXXIII.
Such was the legend. I had read it through
Twice ere I thought of thinking what it meant.
And as I turned with a sigh because I knew
That I alone perhaps of all who went
Homewards that night should bid good--night to none,
From a side door thrust open on the street
And calling as she passed in petulant tone
To one within who seemed to rouse her heat,
``Ah, mauvais plaisant!'' ere she slammed it to,
Out stepped my little woman of the Fair.
Her face was altered, but its form and hue,
If I had doubted in the moonlight there,
Was marked for me by that unaltered sign,
The little scar, its beauty's underline.