С. Е

               
Гроздьями рябин рассвет румянит
На лазури неба облака,        
И спешит просторами Рязани
На свиданье с Волгою Ока.
            
Прямо у села, на косогоре,
Клён стоит, качаясь, в доску пьян,             
Ветер колосит златое море               
Хлеба константиновских крестьян.

В кружевах осеннего рассвета               
Там стоит изба среди села.             
В ней когда-то русского поэта
В октябре крестьянка родила.

Золотые листья местных клёнов               
Выкрасили волосы ему,               
Ширь небес ему еще с пелёнок           
Налила в глаза голубизну.
               
Научили говорить стихами               
Рощи константиновских берёз,               
И зари рябиновое пламя               
С юных лет он в самом сердце нёс.
               
Он своими светлыми стихами       
Рассказать сумел про белый свет               
И про то, как деревенский парень               
Стал вдруг всеми признанный поэт.

Он берёз зелёное шептанье               
И лихое ржанье кобылиц               
Средь ночного сельского молчанья          
Променял на шум больших столиц.

Знаменитый славою скандальной             
Средь столичных уличных бродяг
Он, потупив в землю взгляд печальный,          
Лёгкою походкой шёл в кабак.
               
Там не раз под взорами пустыми        
Он воспеть пытался край родной,           
Только глас его звучал в пустыне          
Одинокой грустною струной.

Под басы тальянки залихватской       
Он судьбу нашёл свою в вине
И топил в гульбе Москвы кабацкой             
Грусть-печаль по милой стороне.

И, увязнув в городской пучине,     
Вдалеке от стороны родной
На враждебной каменной чужбине
Он обрёл навек себе покой.

На устах его застыло слово,             
Словно крик прощальный журавлей:
«В этой жизни умереть не ново,
Но и жить, конечно, не новей».
      
С той поры рязанские берёзы,          
Шелестят стихами в октябре             
И роняют рыжих листьев слёзы
На умытой росами заре.