Тогда-то я и понял, что моё призванье –
Буквы класть на звукосозидание.
Окруженный визгами и матами,
до и после,
Мне пришлось знакомиться с трактатами,
чтоб бороться.
Мысли окружающих казались мне понятными,
Словно в детстве книжки от них прятали.
Увидел новый образ личности, тут 100% не деменция,
Не любят вкусную еду, а любят пиво с брецелем!
Не любят умное кино, а любят драмы с немцами!
Не слышат музыкальной красоты,
Не слышат слов, а слышат лишь биты.
Как-будто нет за их границами простора,
Но думают, что нет границ, а есть простор,
Пылают уважением к карьере вора,
Ведь он сидит в границах, а значит покоритель гор.
Вор понимает, что не горы окорил он, а холмец,
И то который сам себе соорудил соорудил,
А каждый третий крикнул: “Молодец!”
Тем самым в глаз мне камень запустил.
Тогда-то я и сплюнул первую слезу,
Ушел писать под дождь – плювиофил!
Но лист приправленный дождем –
не дал возможности писать,
И я почувствовал себя живым,
Не знаю в первый раз или опять?
Опять ли это было иль впервые?
А если снова, то тогда в который раз?
Как чувствовал себя до этого – забыл я,
А значит точно испытал экстаз…
Возможно, я хамелеон, и принял выгодный окрас.
При этом крикнув вывод обо всём:
Все эти личности, трактаты, дождь –
Симбиозом дали в результате дом,
Где я хозяин, мать и кот,
В нём собственный я изобрел синдром,
И дал название “Открытый рот”
Синдром открытого хлебала
описывает всех ходящих по воде –
Создание для массы идеалов
нужно, чтобы не жить в говне.
Но не живет там только тот, кто сделался кумиром,
А всем другим он дал говна в два раза больше,
Назвав дресню – всеобщим пиром,
Я объяснил синдром как можно проще.
Открыт рот масс от удивления,
А идолы открытым ртом кричат,
Что нет желания мыслить как олени,
И жить как свиньи не хотят.
Желание сбежать и отстраниться
бывает лишь у небывало сильных,
таких на свете единицы,
И миллион похожих, но пассивных.
Наверное, секрет таится в том,
как это все на самом деле просто:
Любой, кто поумнее – зависит от глупца,
Как красота зависит от уродства,
Так в детстве сын зависит от отца,
Вся жизнь его – большой отцовский остров.
Сын хочет стать другим,
А значит не таким, как папа!
И идол хочет стать другим,
А значит не таким как масса.
Вся правда вот:
“смерти” – нет без ”жизни”,
нет “темноты ” без ”света”,
нет “толстых” без ”худых”,
и “женщин” – без ”мужчин”,
Есть миллиард людей тупых,
А есть и умный, но один.
Из года в год общественная мысль
в различные слогается фигуры,
Ей как хотят ворочат единицы,
Им можно, они тонкие натуры.
Зато желание быть частичкой,
Какашки падающей с зада,
По крайней мере, легче и привычней,
Чем быть изгоем для отряда.
А жизнь? – да пофиг, не критично,
Тебе и без неё тут рады.
Сядь на кресло,
Выпей пива,
Скушай пиццы,
Жизнь живи не интересно,
Ты комар на теле мира,
Жди, пока тебя не треснут,
Жди! не ждут лишь единицы.