Уже катит в глаза. Не выпить с холодрыги
нам попросту нельзя. Нажрёмся до бровей.
Здесь каждый персонаж несёт свои вериги -
скучает стрекоза, тоскует муравей.
Здесь нашенское всё - и россказни, и сказы,
и нам они нужны, как зайцам трын-трава,
поэтому народ толпится возле кассы,
бывает что вечор, а чаще - с утрева.
Поправиться б чуть-чуть, хватило бы аванса -
целковый за строку - и пей, не просыхай,
захочешь - будь скромней, захочешь - нагло чванься,
сдвигая набекрень поэтский малахай.
Что видишь - пой, акын, быть проще не зазорно,
тем более - зима, не спи, замёрзнешь, брат.
Проклюнутся тобой посеянные зёрна
и сгинут на корню, издатель будет рад.
Закажет - от сохи, с палёнкой из киоска,
с размахом, удальством, от сердца, из души.
на Букера тяни, не Букер - будет Оскар,
ступай и свой бычок о душу затуши -
согреется, небось, потянется к истокам -
к далёким деревням, к изношенным лаптям.
Презренный стихоплёт призрет Господним оком,
найдётся на пропой ему и здесь и там.
Не мёрзни, а пиши, безбожно эпигоня,
ломая словоряд, как будто свежий лёд.
Талантливый собрат, мы загнанные кони,
и кто же нам с тобой прощальную нальёт.
В глубинку бы на день, туда, где дышат сосны
морозной синевой, где стряхивает лось
налипший снег с ветвей навечно и серьёзно
и родина вокруг лежит, как повелось.