С.Л. Кирюхиной
То леденящий вере лает,
То гром отчаянно рычит,
А то ромашка с иван-чаем
Июльским полем шелестит.
А был февраль… Я в мире смутном
Немало видел женских глаз:
Блестящих, ярких изумрудных,
Неповторимых, как алмаз.
И, как мгновения, застыли
Под туной памяти моей
Те, что зелено-роковые,
И те, что неба голубей.
Немало было их: зеркальных
(Я даже что-то в них постиг),
Слащавых, чопорных, сусальных,
Пустых, по-детски озорных,
Таких возвышенно печальных,
Что оторопь берет перо,
И сказочно необычайных,
И сексапильных, как Монро.
Они все были, да уплыли,
И нету здесь ничьей вины,
Со мной остались лишь родные,
А остальные – для иных.
Но даже в отблесках
Я оставался обделен:
До этого со взглядом лунным
Я оставался не знаком.
Была в нем планетарность Канта,
Искрились грани мастерства,
И в осязаемую карму
Сплетались мысли и слова.
Глаза. Как звезды, не мигая,
Светились, серебрясь добром,
И по орбитам их Гагарин,
Смеясь, взошел на космодром.
По их стезям с размахом, разом,
Как будто, световой поток,
Стал ближе людям Вечный Разум,
Хотя бы на один прыжок…
Лежит земля в слезах проталин,
Десятым классам не до сна.
Все повторяется. Печали
Смывает с наших душ весна.
А воздух вязкий, и качает
Приятной сырости дурман,
И пахнет ароматным чаем
К кустам сползающий туман.
1998г., февраль-март