Когда сладкое солнце завянет,
и я стану едва отличим
от упавшего с неба тумана,
прекращу отражаться от льдин,
по-старушечьи впившихся в землю, -
выйду прочь из беззвучной квартиры,
чтоб купить героина в аптеке,
хоть и знаю - средь многих лекарств
столь такого там точно нет.
У подъезда я выброшу прочь
тень окурка из пальцев прозрачных,
и пойду, то сжимаясь в точку,
то гигантом вдруг встав. Наудачу
скажу я привет
птицам черным над домом моим,
и услышу сердито в ответ:
Как ты смеешь приветствовать нас,
и в миру, и в загробье чужой!
Виновато потуплю я глаз:
Что вы, что вы,
я так - сам с собой!
И пойду, не смотря уж наверх,
по дорожке к аптеке ведущей,
и, совсем будто бы человек,
разгребать стану снежные гущи
я старательным ходом ботинка.
Нехотя будет снег уступать
мне дорогу так, как уступают
в электричке пьяным бомжам,
чтоб потом своим детям сказать
э-э что-нибудь, но с моралью в конце..
А вон там я аптеку примечу,
и зайду, распахнувшись в лице.
Шляпу сняв и расправив плечи,
попрошу героина у девки,
что стоять будет выпятив груди.
Я тихонько спрошу, безнадежно -
оттого, что знают что будет.
Девка впятит груди обратно,
процедит: "Ну как вам не стыдно!
Вы похожи на рваный,помятый
лист бумажки в уборной зловонной.
Как вообще вы здесь есть, непонятно.
Убирайтесь, дурацкий вы зверь!"
Я пред ней извинюсь, попытаюсь
выйти вон сквозь закрытую дверь.
Дверь, отхаркнувшись,
выплюнет тень.
Кровь из носа играть станет блюз,
орошать собой снег и ботинки -
это я неслучайно споткнусь
пред аптечной со змеем картинкой.
Люди будут шарахаться, видя
мой лежащий в снегу силуэт;
блюз не любит никто, если честно
кроме тех, кого всюду нет.
Отряхнувшись пойду себе дале,
и увижу вдруг желтый дом.
Самый желтый из всех, что видали
мои зенки за всяким углом.
Этот дом будет виден не всем,
Сраным теням лишь да тараканам.
И, мерцая глазами невнятными,
повинуясь влечениям странным,
Я зайду туда как бы просто,
а на деле с коварною тяжбой:
"Дайте мне героина полгорсти"
"*** тебе" - дядя в желтом скажет.
"Здесь живут здоровые люди,
или просто какие-то люди.
Ну а ты бог весть кто и откуда.
Чернозему с тебя не прибудет,
вилку-нож в руках не удержишь,
ни читать не умеешь, ни резать,
к обольщенью актрис не способен,
воровать не умеешь и грабить,
ни плодить не умеешь, ни вешать,
ни лечить не умеешь, ни охать,
и поэта растрогать не можешь,
а статисту ты вовсе невидим.
Только корчиться можешь и скалиться,
перед всяким огнем низко кланяться.
А отсюда итог:
что тебе до наших злых дел?
Эх, поди ж ты, медуза..
Героина, мудак, захотел!
Загогочут косматые дядьки,
но задышат неровно мне вслед.
Я и месяц, мой соглядатай,
пропадут - то ли были, то нет.
Просвечусь я обратно в жилище
и ничком упаду в потолок.
Птицам черным, живущим над крышей
про себя пожелаю тепла.
И достану я пачку с печеньем,
человечьим жестом раскрою.
Откушу, разжую, догадаюсь,
завою