На носу был суд. Ольге нужно было отдохнуть и хотя бы немного расслабиться, но не получалось.
«Интересно, какими людьми считают себя мои начальники? Скорее всего, хорошими... А может они и не задумываются?..» Ольга вспомнила свою прежнюю работу экономиста и начальницу. Женщин, с которыми трудились вместе…
С особенной теплотой она вспоминала Александру Ивановну, которая несмотря на свой спокойный, неконфликтный, характер и предпенсионный возраст, когда каждый день решается вопрос: продлят ли с тобой контракт, находила в себе мужество заступаться за Ольгу в моменты, когда начальница особо лютовала. В итоге доставалось и самой Александре Ивановне. Ольга переживала об этом и просила не вмешиваться. На что однажды услышала:
- Оля, моя мама в Отечественную войну была узницей в концлагере. Она редко говорила об этом. А когда говорила, было больно слушать. Стыдно за себя…
- Стыдно Вам, за что?
- Фашисты уставали стоять в конвое, и чтобы разлечься, кидали за решётку еду… Мама рассказывала, что в их лагере были люди разных национальностей: поляки, французы, русские (советские), чехи… - все были одинаково голодными, все в нечеловеческих условиях. Чаще всего еду бросали советским людям.
Ольга хотела спросить почему, но не посмела. Александра Ивановна продолжила:
- А знаешь почему?
- Нет.
- Они бежали сразу все – один хватал, выхватывал у другого, начиналась драка. Иногда после этой драки еда становилась непригодной.
Ольга не вытерпела на этот раз:
- А как же делали другие? Можно подумать пренебрегали?
- Нет. Подходил кто-то один, брал, а после делили на детей, женщин и больных…
На минуту повисла пауза, а после Александра Ивановна, переменив тему, завершила:
- Я не могу не заступиться за тебя, когда вижу, как она издевается.
…С той поры Ольга старалась по возможности избегать конфликтных моментов с начальницей в присутствии Александры Ивановны.
Этот рассказ в своё время произвёл на Ольгу неизгладимое впечатление. Она тогда тоже испытала стыд, боль… за наших людей. И только годы спустя поняла, что не может да и не должна отвечать за поступки других людей, что этот стыд – не её стыд, а стыд других людей, которым может и не стыдно вовсе.
И ещё она поняла, что вполне может жить той жизнью, которая по душе ей самой: может воспитать сына, может заботиться о близких… – может создать свой мир и впустить в него столько людей, сколько сама пожелает. Или не впустить никого.
«…Вырывают друг у друга куски и не задумываются… И им не стыдно, - вернувшись мыслями к своим теперешним начальникам констатировал мозг Ольги, - А, действительно, что такого? Делят бабосы… считают бабки… какая разница, у кого из кармана вынуто?.. главное же результат! Результат. А мой результат: восемь восемьсот в месяц… даже премию к восьмому марта, пять тысяч, как всем не заплатили... Результат: они поели, попили, повеселились, а у меня руки дрожат отсчитывая деньги на билетик за проезд – двадцать пять рублей, а с нового года двадцать семь… и коммунальные снова подорожали… Почему всё дорожает с первого января каждый год? Какое у этого экономическое обоснование?..»
Мысли Ольги перешли в другое русло. Она стала всерьёз задумываться о субсидии на оплату коммунальных. «Видимо не избежать мне ещё череды бумаг: поезжай в соцзащиту, возьми форму справки, на работе заполни, в ЕИРЦ, отвези-привези… Соцзащита скорее всего работает в рабочее время, так что попасть туда шансов мало… Подумаю об этом потом».
Ольге безумно хотелось избежать, как она считала, порочного круга: субсидий, доплат, пособий… Она любила сама оплачивать все счета и в полной мере. Её выбивало из колеи положение дел, когда денег на платежи не хватало и приходилось до последнего урезать статью расходов на питание, а когда урезать было нечего, то приходилось оформлять, просить… У Ольги и так с самооценкой было не слишком хорошо, а это ущербное положение и вовсе повергало её в глубокое уныние.
«Столько месяцев… нет, погоди, уже второй год, - размышляла Ольга, - я не могу, никак не могу выбраться из этого дерьма. – Слово было грубым, но другого в данной ситуации при плотно сложившихся обстоятельствах у Ольги не находилось. – Что же я делаю не так? Может мне нужно относиться к работе не добросовестно? Врать, служить лично начальнику и хрен бы с ним с этим делом?.. Но я не могу так, эта дорога в никуда. …Так где он – мой путь в моё светлое будущее?.. И, скажи ты, вроде никто ни в чём не виноват, по документам у начальников моих всё так складно, у судьи гладко, но от чего же мне так плохо?..»
Ольге в очередной раз на ум пришла библейская история про Понтия Пилата. В юности она восхищалась тем, как он сумел выйти «сухим» из ужасной истории, сказав: «Я умываю руки. Его кровь на вас». Потом, несколько лет спустя, перечитывая «Мастера и Маргариту», сомневалась: так ли он на самом деле «сухо» он вышел? И спустя многие годы поняла, что каждый человек несёт ответственность за свои поступки и не вправе перекладывать что-либо на плечи других людей. Ответ человека в конкретной ситуации – это его ответ перед Богом.
В этом мнении она укрепилась после того, как у неё возникло несколько вопросов: что Пилат сделал для того, чтобы было иначе? Он не захотел поссориться с Иродом, не захотел мятежа евреев, беспорядков и проблем с императором... Он просто хотел быть хорошим для всех, повесив табличку вопреки мнению евреев и разрешив снять с креста Иисуса раньше положенного времени... Так это и есть тот самый средний – разумный путь?.. Господи, спаси и сохрани!
Где здесь доброта, человечность, в чём любовь?.. Отпустить разбойника и распять невинного – это, правда, Божественное предназначение земной власти? Или всё же эти люди служат не Богу?..
Ольге в жизни многое открыто было наперёд. Она знала, что прежде нормальной работы она найдёт мужа. Поэтому работу найти она чаяла и не чаяла, она её старалась не устать искать.
Из личного же опыта знала, что можно выйти замуж и «не выходя» из дому. У Ольги промелькнуло два момента: знакомство с первым мужем и предложение Антона…
«Как же такое возможно, если он меня забыл совсем? Совершенно точно… У него иной жизненный план. Он честолюбив – и это на первом месте. До осуществления всех его планов пройдёт много лет, а может и вся жизнь. …Да, пройдёт много лет, прежде чем он станет выстраивать жизнь личную. Значит не Антон… Максим сказал, что женат. Значит и не Максим… А больше и нет никого. И не хочется. Так и не зачем ломать себе над пустым голову», - резюмировала Ольга и, наконец, уснула.
Продолжение следует