1.
То, край земли, где не ступала
В века веков ни чья стопа,
Где вод громады бьют о скалы,
Где даже к жизни жизнь слепа.
Хребты зловещие Кавказа
Любому преграждают путь,
Вершины днём, в лучах – алмазы,
Долины каменные – жуть!
Ветра звериным воем воют,
В день летний - адова жара.
Шторма пустынный берег роют,
И Земля Небу - не сестра.
Но, как бы ни было, века –
Мгновенья, время – бесконечно,
И на песке следов строка
Волной смываемой беспечно.
По самой кромке вод и суши
Неспешно четверо бредут.
Титаны, - два из них, бездушны, -
В оковах третьего ведут.
Чуть позади, сын громовержца
С тяжёлым молотом в руках.
С скорбью в душе, и болью сердца,
Что эхом стон его в горах.
Зачем, за что, и чьим веленьем
Они здесь? на краю земли.
Несчастный кто? В чём преступленье?
Как чёрный зуб скала вдали.
Скалы вершину кроют тучи,
Подножье – пенный океан.
К смертельной, страшной этой круче
Прикован будет жертвы стан.
«Смири свой нрав, склони колена,
И бог-отец тебя простит.
Простит тебе твою измену.
Поверь, душа огнём горит!
Милее мне, огонь горнила, -
Железа в нём прекрасен вид.
Но, от того кровь стынет в жилах,
То, что мне сделать предстоит.
Приказ отца – закон для сына,
Неисполненье – приговор.
Прости меня, мой друг старинный», -
Приняв молчанье за укор.
И вот, уже, скалы ужасной,
Затмила тень и солнца луч.
Мольбы Гефеста все напрасны,
И лик его мрачнее туч.
Скалы уступы как ступени,
Конвой титанов, как гранит.
Разбиты в кровь жертвы колени,
Молчанье прежнее хранит.
А путь к вершине выше, выше.
Уж и не слышен шум прибоя.
И пленник, словно бы не дышит -
Душа нашла место покоя?
Рука Гефеста ослабела,
И молот вырвался из рук.
Но, тут же, вздрогнуло и тело.
«Хвала Олимпу – жив мой друг!».
Мгновенье радости, и вновь
Волною горечь сожаленья, -
Мысль охладила его кровь,
Здесь, в шаге он от преступленья.
В ком сердце есть, и есть душа,
Будь даже в статусе богов, -
В уныние ввергнет, и страша,
Вид мёртвых тел, и звон оков.
И тут же, грянул гром небес,
Сыну отца напоминаньем, -
Всёвидящ, беспощаден Зевс,
В нём нет понятья – расстоянье:
Словно орех ущелья гор трещали,
Слились в едино с небом океан.
Где солнцу быть, там молнии сверкали, -
Отца, так сына возмутил обман;
Леса горели, реки и долины
Вмиг превращалися в моря.
В полмира страшные картины -
И день, и ночь, сквозь дым заря.
Но, гнев не вечен, и угас,
И тишина с тем наступила.
«Исполнишь здесь отца приказ!» -
Титан то произнёс, что звался - Сила.
Что звался Власть, тот поднял молот:
«Кузнец, верши же ремесло!».
Вздрогнул эфир, и ветра холод
Вмиг превратил добро во зло:
Гефеста руки силой налились,
И вопреки души протеста,
С ударом молота слились –
Оков метал в гранит, как в тесто.
И вздрогнула Земля, словно от боли,
И воды словно кони – на дыбы,
Цветы головки уронили в поле.
От горечи, превратностей судьбы
Вздохнули даже боги-олимпийцы, -
Бессмертие от боли не хранит, -
От друга друг, в печали пряча лица.
В ком есть чему болеть, оно болит.
Но, даже и кузнец того не знал,
На сколь отца сердце жестоко.
Узнал тогда, когда титан подал,
Вонзить что должен в грудь, глубоко!
И он вонзил стальное жало,
В поту, в слезах, дрожащею рукой.
Серость гранита ложа стало алой,
А из груди Гефеста - слёзный вой!
И цвета крови стало ночи око,
На миг погас небесный зодиак.
Где места нет Фортуны - место Рока.
Рок, это - боль, Рок, это - мрак!
И сколько слёз ни лей – свершилось,
Что было уготовано судьбой:
Кровью живою мёртвое омылась,
А над скалою - только ветра вой.
2.
Как облака в безбрежной дали,
Так и своею чередою шли века.
Своей рекой небесной проплывали,
Не пробил час того, пока
Не озарилось ночи небо светом, -
К подножию скалы с небес звезда.
Так, словно бы являяся ответом:
Ни что не вечно - радость ли, беда.
И дрогнуло в тот миг стальное жало,
И разомкнулись пленника уста.
Вздохнул он тяжело, устало, -
Ожила мёртвого эфира пустота.
И вырвались проклятья из груди,
Всё громче, громче, всё сильней:
«Ты слышишь меня Зевс? То, знай и жди,
Тебе же будет во стократ больней!
Лишишься силы, а за ней и власти.
Тайна Судьбы твоей в моих руках.
Всех зол своих, сам усмиришь напасти,
Тогда как в грудь, стрелой, вонзится страх»
От слов проклятий вздрогнул Океан
Волною пенною от края и до края:
- Таится правда ли в словах, или обман? –
Зная последствия, и гнева ожидая.
Задумался морей седой владыка:
Что делать ему чтоб предотвратить? -
Последствия грозят всему велико, -
И воды в гневе может осушить!
В отчаянии страха и обиды,
В душе надежду слабую имея,
Он дочерям сей миг: «Океаниды,
К прощению склоните Прометея.
Увы, в его руках все наши блага.
Тем и страшны, и долг его, и честь,
Терпенье его, мужество, отвага, -
Так как всему от Зевса будет месть!».
И вмиг из края в край, к скале,
Ветром гонимые, испуганные девы,
Отца наказом уподобились стреле,
И мёртвый край услышал их напевы.
В напевах дев слышна была мольба,
И скорбь о нём, и боль, и сожаленье.
Призыв к нему: бессмысленна борьба –
Всего владыка – Зевс, от сотворенья.
Но им в ответ с вершины - нет ни звука.
Заворожённый только ветер стих.
Сильнее от чего казались муки,
Слабей - призыв намерений благих.
Когда же слёз пролили, и немало,
Океаниды у подножья той скалы,
И капля крови в пену вод упала:
«Да, вы прекрасны, и вы так милы, -
До них донёсся голос Прометея.
Вначале слабо, но всё твёрже и сильней, -
Живёте вы бессмертие имея,
Живёте жизнью взрослые детей.
Как олимпийцев жизнь ваша – забава.
Даётся всё без боли и труда.
Перечить Зевсу лишь запретно право, -
И чтобы не случилось - некогда.
Да, может и душа ваша болела,
На землю глядя со своих высот, -
Как там боролись, те, и неумело -
Люди, которых Зевс считал за скот.
Что о труде и боли вы бы знали? -
Хвалы свои владыке воздавая.
Пресытившись игрою, наблюдали,
Но чтоб помочь им, мысли отметая.
И Проведенье выбрало меня,
Поведав тайну: Зевса власть не вечна.
Во тьме живущим, должен дать огня -
Тем, зло разрушится волною встречной.
И вот: когда предался Зевс утехам,
Очередной своей любовною игрой, -
Сменился гром, и шёпотом, и смехом,
И воцарится на земле покой.
С высот спустился я, в земли низины,
И людям передал огонь Познанья:
Не быть скотом - самим пасти скотину,
Жилищем не пещеры – строить зданья.
И, как пожар - пшеничные поля
Заколосились, и сады разбились, -
Тем, людям благоденствия суля,
Как бы дожди не лились, ветры злились.
С тем родилась и в душах сила веры, -
Ушёл из душ людей животный страх, -
И появились гордость, сила, меры,
Понятье - жизнь их, в собственных руках:
Жизнь коротка, и вся она - борьба, -
Так как они лишь люди, а не боги.
От их труда, в руках их и Судьба, -
Хотя и бедами грозят Зевса чертоги.
Когда о том, нежданно, тот узнал
Пресытившись небес своим утехам.
То, для всего возмездия час настал, -
Гром страшный прокатился эхом.
По всей земле, от края и до края,
Грома гремели, молнии сверкали.
В злобе ветра метались всё сметая,
Чтобы и люди на колени встали.
Прося прощенья у земли владыки -
Чтобы вернул он всё на свои круги.
Но, от людей, в ответ - проклятий крики,
Встал на колени только скот в испуге.
С тем, и бессильной оказалась сила,
Пред тем, кого вчера считал скотом.
Мысль эта, на мгновение смутила,
Но мысли о предательстве - огнём:
«Кто это сделал?! Кто закон нарушил?!» -
Обрушив на Олимп свой гневный взор.
Затрепетали олимпийцев души,
И тут же ими предан я, как вор.
Но, девы пенные, напрасны ваши слёзы.
Поверьте мне, ничто вам не грозит.
В бессилии пусты Зевса угрозы -
Будет рождён, кто гнев его смирит.
Так пусть же слышит, это Зевс могучий!
Не всё в его руках, как не силён».
И тут же, над скалой и гром и тучи,
Гранитный с Прометеем дрогнул склон.
Разверзлась твердь земная, и скала
Покинула своё земное ложе,
Чтоб никому не слышалась хула,
От коей, слышал кто, мороз по коже.
В иное царство, - мрачного Аида, -
Низвергнут со скалой был Прометей.
Чтоб боль его умножилась от вида
Лиц в ужасе - толпы людей теней.
Несчастные чтоб сердце его рвали, -
Души людей, в предверьи страшных мук.
Да только в них к нему, печать печали,
Как и до слуха - не единый звук.
3.
Скалы подножье тихо моет Лета,
И нет конца ей, как и нет начала.
Темна вода, и в чёрное одета, -
Живым пловцам последнее причало.
Как и у времени во мраке - нет числа, -
Во мраке душам нет числа потока.
И вдруг, здесь, у владыки зла
Свет доброты во тьме узрело око.
В начале, миг в немом недоумении,
И тут же - возмущенью нет конца.
Лета волной, - невиданно явленье,
Невиданным явлением творца.
Аиду Прометей, словно заноза,
Он – уголёк, что разожжёт пожар!
Тем, царству тьмы огромная угроза, -
С тем Лета может превратиться в пар.
Нет места в его царстве, Прометею, -
Судьбою, он бессмертною рождён.
Не важно, то, Фемидой или Геей, -
Никто не вправе нарушать закон!
И в гневе была вырвана скала,
На миг раздвинут чёрный небосвод.
И вновь – свет, волею иного зла,
Где холод камня, и где солнце жжёт:
Там, где свирепый ветер и дожди
Смывают кровь от старой стали раны.
И вновь: «Ты слышишь меня? Жди!
У Проведенья на тебя, свои есть планы».
И вновь хула, и те же вновь проклятья,
До слуха Зевса, день то, или ночь.
«Века, с Аидом были мы как братья,
Пришла беда - не пожелал помочь!
Беда - не вырвать душу Прометея, -
Бессмертья сердца не остановить.
Да будет так: он просто онемеет,
Кричать не сможет, сможет только выть!
Пусть вой его разносится по миру,
А не его пророчества слова,
Сольётся с воем ветра по эфиру.
Язык зашелестит словно листва.
И вот ещё: усилит много крат
Его страданья посланная гостья.
Бессмертью своему будет не рад!» -
Уже шептал Зевс от бессилия и злости.
Но, и в самом, змеёю страх сомненья:
«Быть может, пусть, да, сделаю - пол шага, –
Людям чуть меньше бед и потрясенья,
От сотворенья им не ведомое благо».
4.
Ещё восток не вспыхнул огнелико,
И холод над скалой. Вдруг тишина
Нарушена шуршаньем крыл и криком.
Чуть свет, и вот – она уже видна.
Огромная, летящая орлица,
В глазах огонь, и когти как мечи.
Ещё чуть времени, и на скалу садится,
И не согнать, её как не кричи.
И не пугает её звон цепей -
Всё ближе, ближе приближаясь.
Точа свой клюв об выступы камней,
И хищным взором в жертву упираясь.
И не сорвать оков, – вросли в гранит,
Жало в груди – не сделать и движенья.
К скале прикован словно с нею слит,
В душе не страх - в душе оцепененье.
Ещё одно мгновение, и вот:
Блеснув на солнце в печень клюв вонзился,
И Прометея полон крови рот,
Из рваной раны кровью камень оросился.
Тем, жертве даже не вздохнуть,
Холодный пот и кровь по его телу.
Дрожит лишь жало воткнутое в грудь,
Над ним орлица, перья словно стрелы.
И кровь дымит под солнца ярым жаром,
В эфир смрад разложения источая.
Плоть печени рвалась с клюва ударом,
И с криком в пасти птицы проподая.
Не вечен день, чуть вечер наступает,
И со скалы орлица на крыло.
Бессмертна жертва – печень вырастает.
Лишь солнца луч – вновь прилетает зло.
Скалы гранит стал монументом злу.
Казалось, нет конца ужасной драме.
Вод океанских волны бились о скалу,
И шли обратно пенными валами.
5.
За годом год столетья проплывают,
Своей безмерною невидимой рекой.
Уходят люди, но не умирают
Легенды, то, что явит лик герой.
Герой из смертных, с силою богов,
Кто вырвет из груди стальное жало.
Освободит он Прометея от оков,
И подвигов свершит иных немало.
С тем и не стал людей род на колени, -
С их силою проиграна война.
Их даже не пугают смерти тени,
Как жизнь была бы не трудна.
Времён волна границы свои смыла, -
С Олимпом у людей уж нет границы.
У Зевса хоть и власть, и та же сила -
С людьми смешались олимпийцы.
И смешанные браки появились,
С торговлей появилось ремесло:
Дружили, воевали и мирились,-
В одном котле кипят добро и зло.
Но, с тем же, из пещер и подземелий,
Явили лик иные существа, -
Не люди они как бы, и не звери,
Но, стали предъявлять свои права.
И даже Зевсу нет от них покоя –
Убийства, разорения, война.
Люди, как прежде, в ожидании героя,
И от того - владыке не до сна.
Своё бессилье его мучит душу, -
Гром не страшит, ни молний остриё,
Сколь пролил вод и гор уже разрушил,
А люди, - как и твари, - все своё.
И вот, он - час пророчества настал:
Родился тот, кого так долго ждали.
Ещё он в колыбели, и так мал,
А ручки змей трёх ядовитых сжали.
Рождённый смертной, с силой бога,
Кого судьба давно предрешена, -
Со злом борьба, и к подвигам дорога, -
С чем приключений жизнь будет полна.
6.
И вот он, вновь - тот край земли,
Титанов, прежде, где нога ступала.
Туда, Геракла ноги привели,
Туда - где капля крови Прометея пала:
Хребты зловещие Кавказа,
Долины те же, каменные – жуть.
На берегу скала, открыта глазу,
И к ней Геракл держит путь.
Ветра, звериным воем воют, -
Но и не зло в них слышится, а плачь.
И водам пенным, тоже нет покоя,
Когда вдали к скале летит палач.
Зловещий крик, и тут же вся округа
Дрожит, эфиром ядовитым.
К тому, в глазах Геракла, нет испуга, -
Перед любой опасностью открыт он.
В тугой лук его вложена стрела,
А глаз его, он точно целит в птицу.
И как бы ни была вдали мала,
Стрелою прерван, вмиг, полёт орлицы.
И в водах пенных канул её след,
И Прометея связь с гранитом пала.
С чем и конец терпенью страшных бед.
Геракла силой вырвано и жало.
Вздохнув своею раненною грудью,
И с окровавленного ложа встав,
Вновь Прометей: «Сейчас как есть – да будет!
Ты слышишь меня Зевс? Ты, был неправ!»
КОНЕЦ. Ноябрь – Декабрь 2016 г.