Смотрю из окна на Ашукино,
Как будто ещё не ощупано
Пространство и время вокруг.
Деревья искрятся пушистые,
Сугробы, тропиночки чистые,
И воздух морозно-упруг.
Моё состояние странное.
Лежит пастораль заэкранная
В полудень, под вечер, с утра ль…
Детишки – наверно, негодные, –
Помойка, собаки голодные…
И в душу нейдёт пастораль.
Зима и картины волшебные.
Дома, где квартиры служебные,
Жильцы и реестры их бед.
Они не слывут сребролюбцами
На фоне тотальной коррупции
И дутых над нею побед.
Борьбы состояние бедственно.
По части чиновного ведомства
Архивы не любят чужих.
Однако дела полномочатся
И людям мечтательно хочется
Распятий за волю пожив.
Поживы корыстного племени –
Как Шива текущего времени,
Как флаг и основа основ.
И сверху плюёт на грядущее
Жирующее и крадущее
Сословье высоких чинов.
Шутами система ошучена.
И станция эта Ашукино
Вписалась в стандартную часть.
Хоть сердцу в порыве лирическом
Петь хочется об идиллическом,
Рождественской мглой заручась.
Но в общий сундук не пакуется
Песнь сердца и тихая улица
Под гнев и беспомощность слов,
Из коих псалома не свяжется.
Не те нынче царства и княжества,
Не те подношенья волхвов.
Как призрак от пламегасителя,
Тень пала на ясли Спасителя
И чудится ярость погонь.
Мертва пастораль деревенская,
Пропала звезда вифлеемская,
Угас негасимый огонь.
2013