Гроза
На моей родной псковской земле, на высокой горе стоит большой красивый храм из красного кирпича, чем-то походящий на собор «Спаса на крови», находящийся в Санкт-Петербурге. Внизу перед храмом тенистое кладбище. Смотря с горы меж деревьев, видны синие, играющие стальными бликами, озера... При храме находится монастырь. Я часто ходил туда беседовать с монахами о смысле жизни. Я с уважением относился к ним, но почему-то мне всегда казалось, что христианский дух был пропитан какой-то немощью, видимо, проистекающей от слабости и отчаяния еврейского народа перед римским владычеством.
Но я сам был христианином и глубоко чувствовал христианскую культуру, ибо это была и культура моих предков, моей родины. Я даже носил нательный крестик, который мне повесила мама. К тому же в этом горнем храме я стал крестным отцом. Помню, как я стоял со свечой близ купальницы, под высоким светлым куполом, а батюшка читал молитву... Это был настоящий христианин, а не то лицемерие, напялившее на себя рясу, которое частенько встречалось на моем пути... Когда я разговаривал с батюшкой, то видел, как невинно улыбались его голубые глаза, а за ними улыбалась его душа... и чувствовал, как вокруг его головы словно сиял ореол, в котором я тонул всей душой. Ведь тогда, вместе с клубящимся ароматом кадильниц, как мне казалось, моей головы касалась "божья благодать"...
На другой стороне озера, напротив храма, находилась деревня, где в детстве я проводил каждое лето; это была моя Родина. Я пишу эти строки, вспоминая и тоскуя о ней. Как сейчас помню один день из моей жизни:
Утром, в лучах Солнца, брызнул мелкий дождик, потом усилился... И я сломя голову побежал под гору, к озеру, купаться. С разбегу, раздевшись, прыгнул в холодную, прозрачную воду природного бассейна... Вода была чистой, как слеза, — так, что когда я плыл, то видел перед собой песчаное, местами илистое, дно... Я плыл, ныряя, а передо мною, в лучах радуги, радужно сверкая, словно бриллианты, плюхались в воду чудесные дождевые капли, усыпая все вокруг россыпью алмазов... Я был счастлив!..
Накупавшись, я стал по пояс в озере и стал бить руками по воде, вспенивая брызги и радуясь тому, как капли сверкают всеми цветами радуги в солнечных лучах!..
День я провел в лесу, собирая грибы. Была ясная и солнечная погода. Земля дышала зноем. По голубому небу плыли маленькие белые облачка... А к вечеру небо потемнело. Вдалеке за лесом занимались зарницы. Надвигалась страшная гроза...
С первыми ударами грома в нашей бревенчатой избе задрожали стекла. Бабка в старой телогрейке повалилась под печку, прошептав от страха: «Боженька гневается!»
Мне стало смешно и жутко... Я сел посреди просторной комнаты на потемневший от времени дощатый пол и стал глядеть в окна, которые замывал дождь... Сквозь них, во тьме, беспрестанно озаряемой светом молний, можно было отчетливо увидеть окружающую Природу: деревья, холмы, поля, высокие травы... Свет молний, дрожа в ночи, вырисовывал их контуры... Наконец я встал и, подойдя к окну, увидел:
Небо заволокли черные тучи. Как огромные великаны, они громоздились друг на друга. Неистовые порывы ветра и дождя гнули буйную траву... Дубы гнулись под натиском ветра, шумя своими крепкими ветвями, с которых порывистые вихри срывали листву... Ууу!.. Ууу!.. Стихия безумствовала! Раскаты грома потрясали землю. Молнии беспрестанно рассекали небо из конца в конец, как нервы, рисуясь белыми линиями на черном небосклоне. Я не выдержал, выскочил из дома и побежал в поле... О мгновенья роковые!.. О моменты счастливого безумства!.. Небо словно прорвало. Дождь бил мне в грудь, от урагана сначала мне приходилось закрывать лицо, но я раскрылся, раскинул руки в стороны, высоко поднял голову и побежал навстречу ветру, навстречу ревущей бездне, я был опьянен ею... я, как безумный, наслаждался бурей!.. и промок до нитки, так что моя одежда прилипала к телу, но я ощущал, как в моем теле горела кровь, — кипела! — согревая теплом влажный холод... И я бегал, прыгал, кружился и танцевал от охватившей меня радости — я слился воедино со стихией и мчался с ней в едином порыве, я был счастлив и смеялся над своим безумством! Я был танцующим демоном!..
Потом мне надоело бегать, и я пошел скорей домой, укрыться под теплым кровом.
«Ну, чего, набегался? — спросила бабка. — Да! — говорю. — Ну, давай, раздевайся, сушись», — ответила она мне и скорее задвинула задвижку на трубе печи, — чтобы шаровая молния ненароком не проникла к нам в дом.
Переодевшись в сухую теплую одежду, я завалился на печку слушать раскаты грома. На печке было тепло и уютно, а за окном бушевала стихия, на мгновенья освещая темную избу белым светом, — тщетно она пыталась ворваться к нам в дом... Лежа в тепле, я представлял себе, как там, на высокой горе, сейчас себя чувствуют монахи, "житница господня" (как они себя именовали): «наверное, собравшись в храме, стоят на коленях и молятся... А я — «мудрствующий плевел» (так они именовали меня за мою свободную философию) — лежу себе спокойно в тиши да смотрю в бревенчатый потолок...» И я начал засыпать, представляя себе свои любимые картины: я вижу сквозь тёмную прозрачную воду илистое дно и крупных рыб, как они плывут там, у тростника, где я поставил сегодня сети, и падут в них... Предвкушая завтрашний улов, я уснул... А моя племянница не могла заснуть до утра, она лежала под одеялом всю ночь и смотрела в окно, как там бушевала гроза; ей было страшно...
Утром, когда я проснулся, уже светило солнышко; туманное марево поднималось от побитой влажной травы… Тогда по местному радио я услышал, что за эту ночь от грозы в нашей округе погибло семь человек…
Прим. «Плевелы - сыны лукавого; враг, посеявший их, есть дьявол» /От Матфея, 13, 38-39/