Жизнь бандитская не сладка:
Редко досыта нажрешься.
Дорога мокрушника не гладка:
Того и гляди спотыкнешься.
Мне доставляло удовольствие
Кровь человечью выпускать,
На базах грабить продовольствие
И бедных девушек терзать.
Я вспоминаю, под Ростовом-на-Дону,
То было в пору молодую,
Влюбился я в красавицу одну,
Интеллигенточку такую.
В любви ей клялся по ночам —
Она не верила словам:
– Ты докажи любовь свою на деле!
Пришей Косого на будущей неделе!
Её врагам кишки я выпускал!
А из сердец, а из сердец струилась кровь!
Таким манером многих я поубивал
И доказал, и доказал свою любовь.
Но вот развязка наступила —
Меня легавка раскусила.
Теперь Снегирь был никому не нужен.
В своей «малине» я псами был окружен.
Но люди добрые говорят,
Что ярче солнца над миром светит блат.
Мой папа с главным прокурором водку пил,
Я через год свободу получил.
Жил Серж три года под Одессой,
Но мне и здесь хватало дел.
Попался в лапы фараонов местных,
Затем полгода на рудниках кряхтел.
Я из колонии строгого режима бежал
И разъезжал, и разъезжал по всей стране.
Везде, куда я приезжал,
Закрыты двери были мне.
На юг рванул. На севере отвратном
Подохнешь с голодухи и тоски.
Свои колёсики к Батуми повернул.
На южном береге осел я, корешки.
Пришвартовался – сразу же на пляж.
Там слегка почистил отдыхающих.
Очень бодро начал свой вояж:
Тысяч пять собрал от окружающих.
Блатного сына море приютило,
Я остался на пляжном песке.
«Ах, зачем меня жизнь так избила?»
— Думал я в необъятной тоске.
Решил тогда: пора завязывать,
Ведь годы лучшие пропали.
Всем корешам буду отказывать,
Чтоб на дело меня не звали.
Придёт Доцент, пускай не обижается.
Его, ублюдка, с лестницы спущу!
Теперь Снегирь с блатными не вращается.
И о крови я больше не грущу!
Долго просидел тогда у моря,
В мыслей проникая глубину.
Вдруг из моря девушка нагая
Вышла на меня, затмив волну.
Я к ней рыпнулся. Она сверкнула
Взглядом, словно финкой. Эх, япона мать!
- Сержик! - я сказал себе. - Не надо! Можно оплеуху схлопотать.
- Посиди, приди в себя у трапа.
И легавый бродит. Вон, гляди!»
«Кровь — любовь» — тогда я нацарапал
Острой финкой на своей груди.
Тишина заставляла каналью
Думать о бабе хорошей:
Коль не сожму её нежную талию,
То с головой в море брошусь!
Но к искушеньям был Снегирь не слаб.
Его весь мир блатной за это уважает.
Всем желторотым увериться пора б:
За битого — небитых двух сажают...
1978 год