Сидим мы, как-то с младшим сержантом Александром Гридасовым в Ленинской комнате, он плакат пишет:
«Завтра служить народу - лучше, чем сегодня!»,а я новую газету рисую со своими карикатурами на нерадивых наших инструкторов и четверостишия сочиняю к ним, и тут в закрытую дверь, кто-то ломится. Мы открыли – оказалось два наших прапора, которые сбежали со строевого смотра.
Нам ничего не оставалось, как впустить их, чтобы они переждали это мероприятие.
Один, подойдя к столу, где я работал и, посмотрев на мой рисунок, на котором был изображён танк на костылях с башней перевязанной косынкой, как от зубной боли, а под ним стишок:
« Что, ты стонешь длинноносый,
у тебя убогий вид?
Почему сломались оси?
Ты теперь, как инвалид»,
и на танке была табличка виде номера с надписью «Прапорщик Головко»,
гоготнув, сказал:
- Ты, дывы, Иван, твий танк з виршамы у газэте намалювали!
Подходит, как раз этот кусок, и, взглянув на карикатуру, обиженно говорит:
- Цэ, кто дозволив мэнэ поплюжыты?
- Приказ замполита батальона, - отвечаю.
Ничего не сказал прапор, только носом хмыкнул ещё раз, и я понял, что ему это явно не понравилось и он, скорее всего, даже обиделся.
Тогда, чтобы его, как-то утешить, продолжил:
- А, я ещё и на прапорщика Николая Стародубцева карикатуру нарисовал, - вот смотри, - и показал рисунок.
На нём – танк встал на дыбы, как конь, а верхом на башне сидел этот злосчастный персонаж в виде наездника, держась за крышку люка, и под рисунком были такие строчки:
«Как рассерженный Мустанг,
Скачет по пригорку,
Стародубцев гонит танк,
И кричит вдогонку:
- Эх, раздайтесь все дороги,
Уносите, хлопцы, ноги!»
Увидев карикатуру, он улыбнувшись, сказал:
- Ты, дывы, на Миколу, дуже схоже!
А друг его добавил:
- А, ты видремонтуешь свий танк, и усе буде гаразд. Сидай краще у домино заграемо.
И они, достав из-под стола продолговатую пластмассовую коробку, высыпали костяшки на стол и начали играть. А мы продолжили работу.
Дело в том, что у нас в Ленинской комнате, где собирались прапорщики-инструктора по вождению средних танков на собрания или политинформацию, в ящике каждого стола была коробка с домино и те, как только была свободная минута «забивали Козла». Стучали так, что все столешницы были покрыты глубокими вмятинами.
Минут через пятнадцать им надоело состязаться между собой, и они начали нас убалтывать к ним присоединиться.
А я ещё с детства не любил - домино, предпочитая – шахматы, поэтому играл плохо, просто ставил костяшки, как нипопадя, не задумываясь, о какой-то там стратегии. Поэтому сначала отказался, мотивируя это тем, что я не умею, но после десяти минут уговоров согласился.
Мы сели играть в паре с Гридасовым, а куски в союзе друг с другом.
Сашка, видно, был более подкован, но мы, всё равно, играли не очень удачно. Прапора радовались и с довольным возгласом: «Крыша!», лупили костяшкой по столу.
Один из них, даже, довольный выигрышем, сказа:
- Це, тоби нэ корикатуры малювать, тут миркуваты трэба!
Но, вот, как то случайно, я поставил, как говорят: "Рыбу"
Тогда Гридасов улыбнувшись сказал:
- А, ну у кого,сколько, там «китайское население»?
Это значить, что надо было считать чёрные точки на камнях, и я непринужденно, как когда-то подсчитывал очки, на картах, играя в деберц, начал быстренько складывать доминошки – считая вслух. Когда я заметил, что прапор не успевает за мной, но кивает головой в знак согласия, типа, проверяя меня, то врубился,
что прапорщик в сложении, мягко говоря, слабоват, видно, у него по арифметике была твёрдая двойка.
Вот, тогда, я понял всю суть этой сложной игры – выигрывает, не тот, кто ставит "крышу", а делает -"рыбу" и считает.
Гридасов, видно,тоже это сразу понял, и мы по любому поводу, как говорится: "рыбачили".
А мне этого, только и надо!
Быстро, скидывая двумя пальцами доминошки в общую кучу, я громко говорил:
- Восемь, десять, четырнадцать, восемнадцать и так далее…
Ну, и естественно, пять, десять очков себе всегда прибавлял, а когда делал эту операцию у них – то отнимал.
В итоге после полуторачасовой баталии, когда уже закончился строевой смотр, то оказалось, что прапора по количеству проигранных партий – продули.
Вставая из-за стола, Иван Головко недовольно заметил:
- Казалы, що граты нэ вмиють, а сами в ночи, напевно, трынуються, тэпэр, ще й намалюй, як мы у "Козла" вам програлы!
И они с обиженными физиономиями пошли на выход…