За колыханием гардин,
сюжет мне видится один,
там молодая, без седин,
стоит в окошке мама.
Сегодня я как бы продрог,
и заболел и занемог.
Шафар звучит ли, просто рог,
идёт к финалу драма.
Жизнь отступает, как вода,
как гром, где горная гряда,
как если б где-то города,
косой равняла дама.
За нею нет уже надежд,
нет поля, леса без одежд,
ни умных нет и ни невежд,
футбол, азарт, «Динамо».
А я в другом окне седой,
в нём новый дождик молодой,
стучит не каплями, водой.
Шафар, молитва, мама.
* * *
И всё равно, хоть нет тебя давно,
я, мама, утром взял тебя за руку.
Давай откроем белое вино,
и будем пить за нашу не разлуку.
Меня погладишь ты по волосам,
как будто зная все мои секреты.
«Как много лет, сынок, всё сам да сам!
Как похудел! Всё кофе да омлеты».
Что нынче пишешь? Как там мой внучок?
Внезапно утро - опрокинутая крынка!
В фужере солнца утренний пучок,
на спинке стула мамина косынка.