В юности всё кажется до смешного просто:
Встал и пошёл туда, где тебе интересно.
Наши амбиции выше, чем мы по росту,
Наши желания больше, чем мы по весу.
На самолётах, на поездах и автобусах,
Как мотыльки, зачарованные огнём,
Мы летели к неоновым мегаполисам
За комфортом и зрелищем, лёгким и длинным рублём.
Мы крутились, вертелись, заводили знакомства и связи,
Брали планку за планкой и новые брали барьеры,
Чтобы «жить по-людски», чтобы выбиться в князи из грязи,
Чтоб «машина, квартира, семья и карьера».
Загоняя всё дальше себя в добровольный плен,
С возрастом вдруг понимаешь, кто мы и где мы,
Что всё это, в сущности — лишь мишура и тлен.
Но поздно. Ты уже часть системы.
Меня теперь зовут по званию, по отчеству и прозвищ много было.
Жена зовёт по-разному ласково, приятно,
А я всё чаще вспоминаю, как тепло и мило
Называла бабушка «Барин аккуратный».
Я плюну однажды: бросить бы всё и домой! На родину! К бабушке!
Спать на перине мягкой и ароматной,
А по утрам — молоко парное, оладушки
И бабушкин голос: «Барин ты мой аккуратный...».
Вспомню с грустью деревянное крыльцо
Знакомое до чёрточки, до мельчайшей точки,
А за окном любимой бабушки лицо,
Утирающей глаза платочком.
Но это только в юности я мог —
Прыгнул в поезд и вперёд к желаниям,
А сегодня — телефон, звонок,
Шеф: «Смотри, не опоздай на совещание!»
Обещаю сам себе: «Летом в отпуск и домой!
Съездить к бабушке своей не имею права, что ли?!»
Но приходит лето. Отпуск. Я с женой
На каком-то модном заграничном море.
А однажды вечером белугой закричу
И ближайшим поездом приеду,
Потому что телеграмму получу:
«Бабушки не стало. Похороны в среду»
Я в четверг один на кладбище вернусь
И навзрыд заплачу, как ребёнок, вдруг:
«Ты прости меня, пожалуйста, бабусь!
Я навечно опоздавший, непутёвый внук!»
И в безветрие вдруг что-то волосы взъерошит мне.
Я почувствую, услышу, как издалека, невнятно,
Будто гладит бабушка меня по голове:
«Ну, не плачь. Чего теперь-то? Барин аккуратный...»