Плещет дерево седой кроною,
А под деревом два разбойника.
Одному давно ноздри вырваны,
Второй вовсе схож за покойника.
Ножи острые, глаза хитрые,
Кистени в рукавах тяжелые.
А кругом волки с рысями рыскают.
Да, деньки наступили веселые,
Объявился вновь Петр-батюшка -
По степи о том много шепталися.
Мутным взглядом окинул империю:
“Ну что, детушки, доигралися.
Опечатали цепями волю вольную,
Батогами накормили досыта,
А иконы те, что плакали, спрятали.
Как клеймить рабов набрались опыта.
Душу в землю закопали не девкою -
Поигрались вначале, потешились.
Те, кто мчались к ней на выручку конными,
Сразу как-то притомились да спешились,
Замешали отраву с ладаном.
Получай, Рассея на пряники
Что не весела? Мутит родную?
То-то стон, что твои кандальники.
А ты, жена, почитала я кончился.
Ничего задеру юбки пышные,
Полосну по спине колокольнею,
То-то звона восславить всевышнего.
И мохнатой гурьбою безносою,
Безъязыкою да клейменною
Рубану по парчовым задницам,
Харкну в рожу их изумленную,
Закручу хороводом вольницу -
Царь гуляет по тоске упокойную!
Узнаешь, Рассея? Твой суженый
Вновь вернулся - сжечь первопрестольную.
Здесь, в земле, мои корни крепкие
Немке, стерве моей,
И не вырвать их.
Затоскуете, псы дворянские.
Меня знаете, да я в гневе лих! …
Дело к вечеру, небо к сумеркам.
Государь сидит в темной горнице.
Даже стены набрались допьяна,
Да и мысли сейчас не о вольнице.
Вспоминает реку замерзшую -
Щука в проруби, или морочится?
Говорит человеческим голосом:
«Эй, Емеля, чего тебе хочется?»…
… и на плахе, согнутый, кричал:
«Обманула меня?! Обманула!..»