Эмилу и не только ему
в соавторстве с Ярославой Радогость
1.
А ты ведь болтал по-французски –
Вполне себе так ничего.
Мокреют закатные сгустки.
Весеннего неба тромбоз.
Нет больше скелетов комнат,
Нет клювов залётных крыш…
Смеялся, болтал – я помню.
Так что же теперь молчишь?
2. Не читая
"Чтобы зерна Танатоса было удобнее в тексте
Налетевшему выклевывать воронью
Там, в твоем Бухаресте
Загробном"
"Читая Чорана" Лев Дановский
Допрыгались, мя юбиря…
Узка харонова лодка.
В загробном твоём Сибиу
Всё дождь, проститутки, водка?
Ты морщишься: «Шнапс…». Ну как же,
Не каждому – чаша с ядом!
Здесь тесно…давай, как раньше,
К тебе на колени сяду.
Ты тоже забыть не можешь
Спор башни с горой за школой
И шлёпанье детских ножек
За дудочкой крысолова.
Да что там все наши сказки
Жевателям книг помятых!
Кто знал бы, как помнить страшно
В зелёной рубашке брата…
Забортной летейской дряни
Ведь губы мои не слаще.
… Ну, кто в постраничных ранах
Отыщет загробный Брашов?
3.
"Его присутствие меня смущало, и всегда, покидая его, я испытывал дыхание непоправимости..."
(по книге Ленель-Лавастин в переводе Анастасии Старостиной)
"Treci!"
im striga toate-n cor,
"Capitane de vapor!"*
Agnia Barto
Книжный "развал" в Ростове.
Солнце в сыром картоне.
Агния Барто на румынском (!) -
Где слово "Capitane" и не пахнет
Историей и, упаси Боже,
Трагедией,
Разве -
Розовой карамелью
И мокрым круглящимся боком
Бумажного кораблика.
/Кто знает в чем дело -
поймёт/
Солнце.
И даже тому,
За левым плечом,
Наконец-то ясно,
Что у коричневой стенки
Сырого книжного ящика
Некому больше признаваться
И нечего проклинать.
* В оригинале:
"И просят меня:
- Прокати, капитан!"