I
Рассвет грядёт, клинок сияющий готов
Рассечь ночной вуали бестелесность.
И вновь из ран ее забрезжившую кровь
Омоет синь безбрежных вод небесных.
Вновь всадник огненный промчится над главами,
И, изгоняя мглу, дарует свет очам.
Но скоро, в пламень облачённый, в бездну канет,
Страх первородный пригласив в небесный храм…
Вид столь для всякого обыденной картины
Пленил собой мои раздумья отчего-то,
А зритель ждёт меж тем истории старинной…
Ну что ж…
Дыханьем моря, опоённого дремотой,
Над берегами пролетел прохладный бриз.
Уж расходились предрассветного тумана
Лохмотья вечностью истрёпанных кулис -
И сцену постановки долгожданной
Являл очам приветный первенец светила,
Скользя по кровлям сонных крыш касаньем робким.
Лишь литерою брусьев обходилось
Её нехитрое убранство, да верёвкой,
Что теребил в нетерпеливом предвкушенье
Проказник-бриз, дитя морских просторов.
Здесь приключилось повстречать тот дивный день мне…
И ни несметные ряды свинцовых взоров,
Что над порханьем моей поступи извечным
Были, к прискорбью обладателей, невластны,
Ни сталь, в немой ожесточённости всё крепче
Впивавшаяся в плоть моих запястий -
Отнюдь улыбке увяданьем не грозили,
Напротив, вынуждая пуще цвесть
Её в устах артиста, бывшего не в силах
Отвергнуть предоставленную честь
Свою исполнить роль в одном из представлений,
К каким народный интерес собой являет,
Тысячелетий бренных ветрами овеян,
Нисколько не утихнувшее пламя.
II
Как было прежде, в час раскатистый, в час ранний,
От неги сна очнулась площадь городская,
И, обогрета жаркой солнечною дланью,
Среди людской пучины утопая,
Как было прежде, щедрой россыпью пестрила,
Очей, чьи взоры сразу выдавали
Ума пытливого безудержную силу,
Соседствуя с разинутыми ртами.
Столетья канули, но зрители всё те же...
Меж ними новому невольнику оков
Пленительна живительная свежесть
Лазурной тайною манящих родников.
Ответ той тайне прост, и проще мыслей прочих,
Он согревает душу, юное созданье,
Сколь ни прекрасные - забаву видят очи
В погибели, для всех вокруг желанной –
И для того особо, кем спектакль оплачен,
На чьих устах блаженный светится оскал,
Ну что ж, утешьтесь этим зрелищем, тем паче,
Что Ваш карман при том не больно исхудал.
Уж вороньё, всегда ко случаю нарядно,
Меня до срока поедает сотней глаз…
Честны в намереньях, в желаниях понятны –
За нетерпение – не осуждаю вас…
Ступил на лаву, возойдя на эшафот…
Петля обвила, что объятье юной девы
Но дум нелепых вдохновляющий полёт
Бесцеремонною тирадою был прерван.
Вот неуклюжий, бородатый, вышел жрец –
Что свой наряд изрядно золотом украсил –
Над ухом речи свои пышные развесть –
Как мошкара, роясь, жужжит над тухлым мясом.
- Себя признаешь ли виновным в подлой краже?
Пред добрым людом, и пред тем, кто всех превыше,
Дабы умерить предстоящей муки тяжесть?
- Я всё признать бы рад, коль скоро замолчишь ты.
Итак, финал был, к счастью, несколько ускорен,
Опора выбита из-под моих ступней…
Но, видно, чудотворной мандрагоре
Ещё не пробил час расцвесть по мне...
III
...Бессильным треском лопнувшей верёвки
Наполнен воздух был мгновение – не боле.
Мой новый друг глядел, опешив, да и только,
На то, как бог его изменчив в своей воле…
Мгновенный штиль сменился бурною волною:
Невинных стоп коснётся твердь – таков обычай.
Казнить мерзавца - иль наречь его героем –
Для в многоликости безликих – безразлично.
А я –со сцены соскочив, шагаю прочь.
За ту обновку, что красуется на шее,
Я заплачу сполна, лишь мглою ляжет ночь.
Иль к счастью, иль к прискорбию, имеет
Всё, что платящему ни посулит угоды,
В тенистом мире свою цену, а тем паче –
Внезапное вмешательство господне
В умелом исполнении палачьем.
В такой толпе, признаться, будет даже стыдно -
Не раздобыть немного звона и монет.
Творец, коль ты действительно всевидящ,
Прошу тебя, как прежде взор отведь…