Вечно пьяный, прокуренный город,
Пляшет в желтом пятне фонаря,
И поет о сгоревших иконах
Величайшего еретика.
Он поет о художнике диком,
Променявшем свой дар на угли,
Чтобы ими вычерчивать лики
На заборе при свете зари;
Чтоб крошащими камень штрихами
Наносить лица чьих-то домов,
С отлетевшими в вечность углами,
И с морщинами прошлых веков.
В обесточенной светом фонарным,
Бесконечной его мастерской,
Бьется в танце своем ритуальном
Город - пьяный, прокуренный... мой.