1. Из жизни блемиев
У блемиев отсутствуют головы,
а черты лица [у них] на груди.
Помпоний Мела. «О хорографии»
У блемии проблема:
выросла башка…
Уже полезли мемы:
следы ведут в ЧК.
Чекисты отрицают
все нити наотрез.
Лукаво ночь мерцает,
что твой лосанджелес.
Притихли даже сваты
двух блемиев: жуть, жуть.
Никто не виноватый…
Подождём чуть — чуть…
Суженный ложится.
Суженная: ой,
мой ангел, не годится
сношаться с головой!
Мы — блемии, сверхлюди.
Закон не писан нам.
Ослепли глазки — груди!
Пупок безмолвен в хлам!
Среди развалин Нила
ты подцепила что?
С кем мне ты изменила,
признавайся - кто?
Любовь моя уснула…
Не подведи, топор!
Ночь звёздная сверкнула…
И мчит… Во весь опор…
2. Джон Доу и его седьмая жертва
Три плюс четыре
равняется семь:
вот и всё, что о мире
нам знать дано всем.
Славно гульнули
мы с птичкой лоп — лоп…
Где ж твои пули?
Не скушал ли, коп?
3. Мама
В цинобровую искорку мужчины
влюблённая во взгляде у матроса,
стояла в люке мчащейся машины,
и — голову на раз снесло от троса.
Крутая тачка, даже не заметив
потери головы, умчалась дальше
со скоростью галеевой кометы.
А может быть, и побыстрее даже.
Ту голову нашедший бомж лишь буркнул,
подняв и заглянув в глаза ей прямо;
поцеловал их и изрядно пукнул,
и положил на место. Вылитая мама!
4. Медузка
Городишко какое — то, прямо сказать, не ахти.
Жила в нём Медузка, ей не было и двадцати.
Со всеми спала она, можно и так: за стакан.
Кто наливал, тот и ехал с ней — в тьмутаракань.
В итоге сожитель её задушил прямо в душе, персей.
И закопал там, на свалке. Теперь он в Америке гей.
Однако собаки всё ж голову как — то нашли.
Таскали по городу, типа, смотрите, у нас пуп земли.
Участковый заметил их. В кустиках тужился, ас.
Перекрестился, из позы не выходя: ну, атас!
5. Новая Агава
Я Бабакул, я Хульчехра —
тысяча первый дочка Есенина…
Как упоительны вы, вечера!
Не вечера, а амбре деды Ленина…
Его имени мозга жив Институт…
Ха, победитель Николки Зимнего…
До сих пор безымянные письма идут:
ни одного анонимного!
Мозг его выносу не подлежит.
Спасибо, Египет, за Мумию.
Спасибо за то, что о нас, Вечный Жид,
он здесь в бесконечных раздумиях.
О, как я хочу, чтобы, Мумий, ты встал,
встал и пошёл с Хульчехрою под ручку,
точно какой – нибудь там Ганнибал,
меня заценивший - не римскую сучку.
Да я б «Подмосковные вечера»
за такой голливуд спела б Ленину!
Я, Бабакул, я, Хульчехра -
тысяча первый дочка Есенину…