Действие первое (День рождения)
Библиотека пансионата "Озерный" на окраине города Ноябрьска, в окно видно озеро Ханто. Сюда временно переселили стационар психиатрического отделения городской больницы, там ремонт. Здесь тоже идёт подготовка к ремонту, на полки для книг наклеены прозрачные пластиковые ленты, стоит штукатурный "козлик", ведра и банки с краской. За столом человек в халате и шапочке, что-то пишет. Входит человек в больничной пижаме.
Полосатый:
- А где доктор Леон? У него в кабинете ремонт, какая-то перестройка, вчера он сказал, что можно будет завтра побеседовать здесь.
Белый:
- Так вы и приходите завтра.
Полосатый:
- Я, простите, некорректно оформил мысль, возможно, но вот блокнот, у меня записано конкретно "Шестое октября 1999 года, 16-00, приём в библиотеке".
Белый (берёт в руки блокнот):
- Раз назначено беседовать, значит побеседуем. Доктор Леон вызван в военкомат, призыв в армию есть дело государственной важности, иные молодые люди полагают, что в лечебнице можно спрятаться от армии, от страха, от жизни. Ну, а у нас какие проблемы?
(читает из блокнота)
- "Весь мир сошел с ума", это? Да разве вы один так думаете? На переходе из 20-го в 21-й век вы один? Вы не видите, что тысячи, миллионы людей переживают социальные трансформации, вся эта перестройка 80-х с переходом в перестрелку 90-х, эта ситуация многих лишила сна и покоя. Прогресс всегда вызывает стресс. Если возникает ощущение, что ситуация дисгармонична, а поступки неправильны, необходимо просто пробудить осознанность. И это самый лучший выход из любого положения.
Полосатый:
- Нет, не это, эти вопросы мы уже проработали, я, в общем-то, социолог по специальности, общие вопросы социумапонимаю. Но один человек это одна проблема. Допустим, у меня есть талант, призвание литератора, а работаю медиатором, такой вот каламбур. Часто "не реализация приводит творческого человека...", да вы сами посмотрите ниже, доктор написал.
Белый:
- Вот здесь, что ли? "Все труды человека – для рта его, а душа его не насыщается. Лучше видеть глазами, нежели бродить душею. И это – также суета и томление духа!" Экклезиаст. Но разве от этого легче?
Полосатый:
- Бродить душой, да это, думаю, уже тоже перебродило, как виноградное вино, можно сказать. А видеть нужно оба предельных состояния, сказал доктор Леон. С одной стороны и с другой стороны.
Белый:
- Установка находится в диапазоне между: один - радостью, знанием, могуществом, свободой, любовью, благодарностью и два - страхом, горем, депрессией, отчаянием, бессилием. И вы уже вышли на "Час счастья", да? "«Никакого человека не называй счастливым, пока он не умер." Солон. Это?
Полосатый:
- Вы далековато заглянули, это в порядке спора, разумеется! Это я всего лишь час назад записал в черновике нового варианта сюжета нашей беседы в формате символдрамы. Но это, разумеется, в литературном смысле - когда рождается литературный герой, умирает человек. Примерно так, как говорили в Клубе убийц букв, там ещё рашее написано, на предыдущей страничке.
Белый (читает):
"– Да, запомните, друг: если на библиотечной полке одной книгой стало больше, это оттого, что в жизни одним человеком стало меньше. И если уж выбирать меж полкой и миром, то я предпочитаю мир." Ну, да, вот и у нас в библиотеке "Озерного" пустые полки, все ушли в мир. А не посвятите ли меня немного в сам сюжет, уважаемый, "кто есть, как говорится, хто" в этом действе библиотерапии?
Полосатый:
- Мы с доктором избрали зеркалом популярный роман Михаила Булгакова, у нас речь идёт о спасении Мастера и Маргариты, о спасении любви их, красиво безвинно убиенных. Отравленных вином безвинно, такой каламбур, да... А я здесь - профессор Иван Николаевич Понырев, он же в прошлом поэт Иван Бездомный.
Белый:
- Отчего же не Мастер? У него ведь даже имени нет, такой простор.
Понырев (обозначим и мы его так):
- Для Мастера всё расписано и он неотделим от Маргариты. Понырева же можно воспринимать свободно, как взгляд на подсознательный уровень... Помните, Булгаков описывает ситуацию, в которой не Мастеру, а именно поэту-профессору снится сон о романе, так же, как обычно человек видит сны о своей жизни. По принципу тебе можно. Но ты не знаешь, куда это все идет. Бездомный - он ведь не попал в домик счастья, как Мастер и Маргарита, ему куда идти? У них не спросишь, они вне зоны доступа.
Белый:
- Понимаю. Фрейм из Фрейда - разрешить, это решить проблемы мальчика, это не о вас, разумеется, это по учебнику. Свобода, стадия инсайта. «Я» даёт себе свободу, чтобы «слегка безумный» бессознательный исходный материал мог подняться на поверхность, если по Маслоу.
Понырев:
- Отчего же сразу - безумный? Давайте без резких формулировок. Не могу с врачом спорить, просто... ну... проще, чем стихами не могу сказать...
Белый:
- Как вам проще, так и скажите. Мы одни. Вас слушают доброжелательно.
Понырев:
- Когда из бессмертия в жизнь выходят смешные ромашки
...я тоже, о, Боже - скажи - родился в холстине-рубашке?
Белый:
- Ромашка? Солнечный цвет. Красиво. Вам должны сниться яркие солнечные сны.
Понырев (немного нервно):
- Если бы... Нет. Я, Иван Бездомный, сбежал тогда, из романа, но разве убежишь? Разве кто-нибудь может убежать от себя? Да, мир людей на самом деле мир отражений в глазах друг друга. Но если ты остался отражением в глазах того, кого рядом нет, это невыносимо. Когда снится это, снова у меня за спиной свет становится жадно желтым, и это ярче, чем лунный луч, вы это видите?
(на заднике сцены возникает яркий желтый квадрат, с рисунком Сеятеля Ван Гога. Белый делает жест рукой "продолжайте, продолжайте")
Примерно такое ощущение, доктор:
Желтый квадрат заливает окно моей осени? http://stihi.ru/2020/01/07/3856
Вовсе нет!
В солнечный день ирреальность намного ясней,
Как во сне.
Время идёт домой, боже мой, как дождь по просеке,
Дождь по весне
Он смывает узоры Извары, он новое солнце рисует в окне,
Он письмо от Ван Гога рисует мне
Сеятель в желтом квадрате идёт по колючей стерне
Осень, дождь сеет озимь.
(переходит на другой край библиотеки, смотрит в окно, затем резко поворачивается к залу и продолжает)
Да, именно так было этой осенью, каждый раз, когда мне снился бело-желтый сон, очень спокойный и очень жестокий сон. Словно я опять вернулся в старый город. И иду по каким-то белым хирургическим коридорам. Мне надо найти главного хирурга и выбраться. Вывести отсюда человека. Имя говорить нельзя. Это как у Орфея и Эвридики – «не окликай, не оглядывайся!» И выхожу в холл, а там, в аптечном киоске, торгует моя первая любовь. Пусть она так располнела, изменилась. Это она.
Есть же и у вас такое чувство не словесного взаимопонимания, да? Почти как от сердца к сердцу. Почему – «почти»? Я слышу. Я даже не спрашивал вслух, что делать, но сердце-то кричит и плачет. Она слышит. Жалеет по-женски. Более чем жалеет. Слышите? Говорит: «Останься здесь». Это можно понимать и как «останься со мной». Это те слова, за которые я бы жизнь отдал. И тогда и сейчас. Но только свою. А я же пришел сюда не за своей. Мне надо отсюда человека вывести. Эту жизнь я не могу отдать. Кто свою отдает – тот герой. Кто другую жизнь – предатель. Так научен. Как говорится, «по жизни».
А Она мне опять, не разжимая губ, проговаривает: «Другую жизнь. Другую женщину. Что же ты так со мной, за что?»
И каждый раз после этих слов я вышибаю дверь плечом. Даже болит плечо потом. Утром. Правое. Наше дело правое. Это мысли уже за порогом. И я уже на улице. Дождь. Ночь. Очень поздняя осень. Очень больно и всё-таки хорошо. Шаги за спиной. Значит, я не один ухожу. И действительно, слышите? - где-то совсем рядом голосок высокий, беззащитный, почти детский, поёт осеннее моё мизерере:
(умолкает, слушает песенку, обхватив голову руками, ходит по библиотеке, делая руками дирижирующие жесты, под которые на заднике сцены в желтом квадрате сменяются изображения)
Помилуй, Боже, взрослое дитя! Я слышу, громко как шаги Твои хрустят.
И утром чистым о Тебе я мыслю.
Спасенье осенью хрустит на мерзлых листьях.
Не знаю, был ли я в любви зачат, об этом, Господи, пожизненно молчат.
И лишь Тебя спросить могу - любим ли истинно?
Спасенье осенью хрустит на мерзлых листьях.
Дождинки пахнут синим зверобоем, грудным узваром сила тело моет.
И сладок иней на рябине красной кисти.
Спасенье осенью хрустит на мерзлых листьях.
О, дай мне радость Духа Твоего! О, дай мне милость Сердца Твоего!
И - Волею Твоей верну я к Чистоте Твоей –нечистых!
Спасенье осенью хрустит на мерзлых листьях.
Я помню, Ты не любишь жертв сожженья! Но мой костер - иное возношенье.
И догорает рукопись моих телесно сладких мыслей.
Спасенье осенью горит! - на мерзлых листьях -
…Помилуй, Боже, всё, что здесь ничтоже...
(отнимает руки от лба, улыбается)
- А не пойти ли и прогулять собаку? Сколько счастья в этих преданных глазах от одного слова «гулять»!
(в желтом квадрате сменяются изображения)проявляется картинка - человек с собакой уткнулись лоб в лоб)
Белый:
- Отчего же не прогуляться? Пожалуйте, на сегодня сеанс окончен. Следующий!
http://stihi.ru/2020/01/08/7362