Ты искала себя в листопадах пылающей осени!
Плохо начал рассказ, что поделать- бездарный поэт!
Осыпалась тяжёлыми в золото, в негу, колосьями!
Рисовала, смеясь, на холстах краской прожитых лет!
Я по следу бродил, попадая и в ямы, и в пропасти!
Суету чёрных дней через сердце огнём разливал!
Поломались и крылья и ноги, потрескались лопасти!
А рогатый "механик" упорно коньяк подливал!
Ты мечтала себя во любви, подвенечной красавицей!
Тёплой шалью из счастья укрывшись от зла перемен!
Я и след потерял, раскололся-разбился, не справился!
И рогатый "танцор" отбивал мне чечётку взамен!
Закружила пурга из снежинок настойчивых, остреньких!
Суета белых дней превратилась в отчаянный плач!
Ты творила себя разливными, рассветными вёснами!
Мне же плаху готовил с копытами грубый палач!
Слышу свист топора! Где же Ангел Хранитель замешкался?!
Что на Тайной Вечере с апостолом байки травил!
Я печалью и горем до рвоты при жизни утешился!
Думал это война! Оказалось- банальнейший мир!
Поздно, поздно, рыдать! А надежда покинула- хитрая!
И аорте от страха ламбаду чеканить не в мочь!
Эй, рогач! Полосни-поласкай в шик заточенной бритвою!
Выдай, сука, билет! В беспредельную тёмную ночь!
Ты задумалась нежно, услышав мой голос нечаянно
Разлила акварель и всплакнула осенним дождём
Листопадный ковёр лёг на душу платком сострадания
Не уснула невестой кромешным рябиновым сном
Неказистый рассказ! Но, прости! Неудобно на плахе то!
Сердце сжалось под грузом, прокисло кровавой росой!
Ты теряла себя бесконечно в палатах-собраниях!
И явилась с морей-континентов слезинкой простой!
Где же свист топора? Слышу Ангел Хранитель, да шёпотом:
"Я на Тайной Вечере с апостолом Чашу кропил
Рядом был наш Творец, Всемогущим, Терпимым, Безропотным
Будет, будет война, говорил, мы же думали- мир"
И задумался Ангел, задел моё сердце нечаянно
И аорте от чуда ламбаду чеканить не в мочь!
Непременно война...Ты, конечно, готова заранее!
В ясный день превратить беспробудную тёмную ночь
Ты искала себя в перекрёстках рябиновой осени
Рядом кротко молчал и любил бесталанный поэт
Созревали тяжёлыми в золото, в негу колосьями!
Осыпаясь потом на холстах краской прожитых лет...