Новый сборник поэзии Любови Турбиной Петровский па

Николай Полотнянко
Книга известной поэтессы Любови Турбиной включает как её собственные стихи, так и переводы с белорусского – и классиков, и современных поэтов. С этой страной она связана тесными узами – здесь работал её отец, учёный-генетик с  мировым именем, здесь она прожила большую часть жизни, окончила физфак БГУ, а затем заочно Литературный Институт им. Горького
Стихам поэтессы присущи проникновенная лиричность, понимание драматизма человеческой жизни и поразительное родство с природой: видимо, сказывается то, что Л.Турбина – кандидат биологических наук. Эти же качества присущи в полной мере и её переводам. Россия и Беларусь предстают в них как сёстры, связанные общими тревогами, надеждами и общей судьбой.
В настоящее время Любовь Турбина живёт в Москве, работает в Институте Мировой Литературы имени А.М. Горького РАН РФ. 
 
ПЕТРОВСКИЙ ПАРК
Петровский парк. Летят по ветру листья.
Но ни один не взмоет ввысь, назад.
Листы по-белорусски – это письма
Потерянные – выбыл адресат.
Я жду давно письма из Беларуси,
Но сомкнут рот покинутой земли…
Летят на юг там песенные гуси,
Хотя какие гуси – журавли!
Но оттуда густо веет смутой
И бедой – друзья разобщены…
Не согреет душу плат лоскутный
Неделимой некогда страны.
Пусть клёны на Антоновской алеют
Сегодня лишь во сне, не наяву…
Петровско-Разумовская Аллея
Ведёт туда, где я теперь живу.
Х            Х           х
Военный октябрь, Москва, в озарении вещем
Крест-накрест заклееных окон пустые глазницы,
И полчища вражьи сжимают железные клещи
По стылому полю, на горле пречистой столицы.
А папа и мама мои, молодые той ночью
На крыше дежурят – вдруг бомба прямым попаданьем;
Вахтанговский вспыхнул театр – и впервые, воочию
Смерть руки костлявые к ним протянула – за подаяньем.
Летели фугаски – бывала ли выше невеста?
Им вопли сирен заменили венчальное пенье пенье…
И с верою в жизнь и в победу в ту ночь, из протеста
Звезда моя в небе зажглась – вопреки затемненью.
Х       Х       Х
С годами приходит обратное зренье
И видится детство особенно ярко:
Да, было мне в детстве отца одобренье
Дороже подарка.
Но было и это – сплошные сомненья:
Испорчено платье, плохие отметки…
Непросто жилось мне – отца одобренье
Звучало так редко.
А может быть, жаждал он сам восхищенья?
Моя виноватость его раздражала?
 Довольно, оставим вину и прощенье – так времени мало.
Я помню о трудных правах первородства,
Сумею ещё, одолею усталось…
И гордость – бесспорное профилей сходство,
И нежность, и жалость.
Х        Х        Х
Стряхнув осенних листьев бредни,
Судьба свернулась эпизодом…
Не вспоминай тот день последний,
Лицо в слезах перед уходом.
Мой свете ясный! До разрыва
Была придирчивой и вздорной…
Но не забудь и той, счастливой
Весной, на улице просторной.
Тень от весла скользит по глади
Насквозь пронизанная светом…
Запомни в том зелёном платье,
Что так к лицу мне было летом.
Куст можжевеловый у дачи
Закоченел в оцепененьи…
Ты был, ты есть – о чём же плачу?
Зимой целительно забвенье.