***
Привет, дорогой друг.
Как ты можешь догадаться, я очень скучаю по тебе. Мы слишком долго и хорошо знакомы, и это естественно, что между нами возникает так много недосказанности. Ты понимаешь меня с полуслова, так зачем мне договаривать? И безусловно ты знаешь, какую печаль я ощущаю каждый день без возможности повидаться с тобой. Я часто вспоминаю твой дом, места, где мы вместе гуляли, веселились, но каждый раз мне становится только хуже от этих воспоминаний. Не подумай неправильно: это как опиум для меня, мне приятно воображать о наших былых днях, от этого на душе становится теплее и спокойнее, и я сам становлюсь словно пьяный, но под конец неизменно приходит мысль о том, что эти дни давно прошли. Сейчас нас разделяют необъятные расстояния, и мысль об этом мгновенно отрезвляет меня, и вновь на душе становится так тяжело. Я знаю, что ты испытываешь те же муки, и оттого, что я пишу тебе это письмо, мне становится чуточку легче. Я хорошо понимаю: половину всех моих фраз, мыслей, чувств, что я напишу тебе здесь, ты уже знаешь наперед, и если бы не эта разлука, они бы так и остались бы между нами как часть из того огромного недосказанного. Но позволь мне хотя бы написать тебе обо всем, излить здесь свою душу, ведь так возможно я почувствую себя немного лучше, да и ты, может быть, откроешь что-нибудь новое во мне. Надеюсь, эти письма будут пользой для нас обоих. Я очень скучаю по тебе, мой друг. Но ты, конечно же, это знаешь.
По правде сказать, сегодня был хороший день. К утру ветер повеял из лесов; отозвались общим стоном пригнувшиеся березы, венчающие устья невидимых троп. Зашуршали листья где-то вдалеке, словно причудливое море, спрятанное за лесной полосой, ожило, зашевелилось, зашипело, будто бы раскатами волн взбивая прозрачную пену, оседавшую на краю небесного купола. Поднялась прохлада, в воздухе запахло свежестью цветущих трав. Ветер принес эти запахи издалека, из леса, стоявшего широкой полосой на горизонте. По правую сторону лес загибался полукольцом, подперев небо своим шершавым горбом, к противоположной стороне от леса растянулось широкое пшеничное поле. Ветер поглаживал колосья невидимой рукой, волнуемые ветром они переливались золотыми и серебряными оттенками. До самого горизонта уходило пшеничное поле, соприкасаясь с небом на тонкой, четко прочерченной линии. Над головой совсем низко стояло небо, сплошь затянутое серыми облаками. Облака были разные, местами густели совсем черные пятна грозные пятна, местами расплывалась белая пушистая пелена, сквозь которую просвечивало солнце. Облака неслись по небу с неимоверной скоростью, их размытые формы перетекали из одного положения в другое за считанные секунды, и то, что недавно было похоже на распустившийся цветок, в мгновенье оборачивалось кораблем с разорванной палубой и без парусов, а спустя еще мгновенье вовсе таяло среди общего потока.
Я сидел на невысоком холме среди шуршащих колосьев пшена и смотрел наверх. Ты знаешь мою любовь к небу: оно всегда завораживало меня, я мог часами сидеть и смотреть на живую картину, цветущую прямо над моей головой. В этом есть своя магия, своя поэзия; порою целая жизнь разворачивается в небе, жизнь, в которой есть и драма, и любовь, и комедия, и одиночество.
Молчаливо несутся мимо нас тысячи голиафов и их прислужников, у каждого свой путь и своя судьба, а сколько они могли бы нам рассказать, о каких местах они могли бы нам поведать! Но они не умеют говорить так, как мы, они только и могут, что плыть в гордом молчании по необъятному небесному пространству неизвестно куда, воплощая в себе увиденные ранее образы с твердой, недвижимой земли. И как долго длится их существование? Есть ли среди них долгожители, мудрые небесные старцы, обросшие многолетней сединой, с завитков которой больше не падают свежие дожди? Или чистые, невинные младенцы, только начинающие свой путь, еще не сформировавшиеся, что с невероятным рвением спешат увидеть этот мир и ловят каждый попутный ветерок, чтобы устремиться вдаль на долгое, может и вечное путешествие по небу? Неутомимый, загадочный народ.
Временами темные тучи сгущались, и пшеничное поле застилала черная тень, но через мгновение темные облака уже исчезали из виду, гонимые остервенелым ветром, и в небе вновь появлялся белый просвет. Перемены происходили с неуловимой быстротой, и при каждом затемнении я ждал, когда же начнется дождь, но ни одной капли не падало с неба, только ветер все продолжал гнать свое пушистое стадо за горизонт.
Это было прекрасное мгновение. Далекий шелест деревьев заполонял глухие просторы. Стаи ворон копошились в курчавых облаках, гаркая друг на друга, а может и на меня. Их крики я слышал отчетливо, хотя птицы были очень далеко и казались мне черными точками, едва различимыми в темном небе. Я ощущал тревогу, исходившую отовсюду. Казалось, паника вселилась во все живое и неживое, каждая травинка и каждый листочек норовили сбежать со своих мест, все волновалось и кружилось под натиском взбесившегося ветра, в воздухе витало нечто, словно вот-вот случится что-то ужасное. И несмотря на все это я оставался спокоен и безмятежен. Все плохие и тревожные мысли улетучились; тогда, стоя в одиночестве посреди волнующегося поля, в эпицентре разворачивавшейся бури, я как никогда ощущал себя по-настоящему живым. Наверное, это одна из особенностей живой природы, ведь только она может воплощать в себе живые, настоящие чувства в полном их объеме, и если человек понимает тот язык, на котором она говорит, природа наполняет его живительной энергией чувств (природа – самое человечное, что есть вне человека). А что есть чувство, если не одна из основ нашей жизни? Недаром многие творческие люди любили уединяться на природе, ведь какой богатый источник вдохновения скрывается в этих деревьях, кустах, рощах! Я едва ли смогу передать тебе словами то, что я видел и что ощущал в тот прекрасный день, мой друг. Те слова, что я написал до этого, всего лишь тени моих чувств и мыслей, что посещали меня тогда. Конечно, временами я жалел о том, что не мог разделить с тобой это чудесное мгновение, но, как я уже говорил, все мои мрачные мысли оставили меня тогда, и чудесным образом я перестал ощущать себя одиноким.
Да, тебе не показалось. Ты хорошо знаешь, как это проклятое чувство во мне обострено. Тем удивительнее это было для меня самого. Я брел среди пушистого золотого простора, движимый, как и все вокруг, в неизвестном направлении. Я не думал о том, куда иду: мои ноги сами вели меня туда, куда смотрели глаза. Вскоре я поднялся на небольшой холм, откуда было видно все вокруг. Внизу на откосе начинался лес. Теперь я отчетливее видел, с какой яростью ветер обрушивался на бедные деревья. Березы со скрипом прижимались к голым соснам, то и дело падали на землю сухие ветви, листва разбивалась на острые осколки и собиралась вновь, ветер бил то слева, то справа, выгибая деревья в разные стороны. Порою страшно было смотреть на эту картину: казалось, ветер вот-вот переломит пополам эту маленькую березку, выгнувшую свой стан чуть ли не колесом. Но березка держалась, стояла, тянулась к земле, но держалась, и спустя минуту ветер ослабевал, и дерево вновь выпрямлялось, как и раньше живое и невредимое. Но затем ветер бил с новой силой, и так по кругу.
Я остановился почти у самой вершины холма, примял к земле колосья пшена и сел. Я долго любовался окружавшим меня видом и все ждал, когда же начнется дождь. Моя голова была пуста, я не чувствовал ни радости, ни тоски, ни боли, ни наслаждения. В груди спокойно билось мое сердце. Я наблюдал за миром, существовавшим параллельно мне, совсем забыв о том, что и сам являюсь частью всеобщей картины. В те минуты я о многом забыл, о том, кто я такой, кем я был, кем хочу стать. Тогда мне это было не нужно, и я неосознанно забыл обо всех мелочах, переполнявших мою голову в иное время. Единственное, что осталось во мне тогда, было чувство, что я по-настоящему живой. По-настоящему… удивительно, правда? Тебе, мой друг, может показаться странным, что я пишу тебе о таких незначительных вещах. Представь себе, это единственное значимое для меня воспоминание, которое я приобрел за эти недели, а, может, и месяцы. Поэтому только об этом я и могу написать тебе, остальное мне не хочется вспоминать, а тебе, поверь, не захочется это читать.
Тот день был тяжелым для меня, несмотря на те несколько часов, проведенных под быстро несущимися облаками. За время нашей разлуки это были единственные часы, когда меня ничего не тревожило, и я рад, что смог написать об этом тебе. Теперь ты будешь знать, что дела мои не так уж и плохи и что я по-прежнему не сдаюсь и стараюсь найти успокоение для своей души. Порою бывает тяжело, ты, наверное, понимаешь, но пока время идет и я справляюсь.
В последние дни я часто вспоминал те облака и думал о том, как же поразительно похожи они на нас, людей. Куда мы постоянно спешим, какой ветер нас гонит в неизвестность? И подобно тому, как облака со временем меняют свою форму, неужели и люди меняются по характеру, по облику, по образу мыслей? Неужели в будущем, после многих лет, когда мы встретимся снова, мы будем уже другими людьми, другими до такой степени, что даже не узнаем друг в друге старых друзей? Признаюсь, я боюсь этой мысли. Боюсь, что больше никогда не вернутся назад старые времена, когда мы весело и беззаботно проводили вместе много часов, пока родители не отвлекали нас. Я боюсь, что, когда мы встретимся вновь, я не узнаю твоего голоса, а ты моего, и нам нечего будет сказать друг другу, и наша дружба так и останется в наших воспоминаниях да в этих письмах. Я боюсь неизвестности, мой друг. Наверное, это единственное, чего по-настоящему боится человек. Меня пугает этот ветер, что, как и эти облака, несет меня вперед.
Наверное, зря я тогда ждал дождя. Облака проплывали по небу, спеша за горизонт, и они не ведали страха перед тем, что их ждало впереди. Ведь в их природе нет страха, они только летят вперед без отдыха, без печали, без радости, летят и летят в неизвестность всю свою жизнь. И если человек подобен облаку, значит, мне не стоит бояться своего будущего, каким бы неопределенным оно ни было. И если даже мы с тобой изменимся до неузнаваемости, если наша дружба вмиг погибнет при нашей новой встрече, значит, так и должно было случиться, и останется только лелеять этот светоч в своей памяти как одно из самых теплых воспоминаний нашего с тобою детства и отрочества. И все же я надеюсь, что мир не так жесток, и ветер судьбы не будет гнать нас так быстро, перевоплощая нас до неузнаваемости. Я надеюсь, что мы встретимся такими же, какими и расстались, и между нами будет все так же много недосказанного, ведь каждую фразу между собой мы, как и раньше, будем ловить с полуслова. Пообещай мне, как только будет такая возможность, что все именно так и будет, - тогда я буду чувствовать себя спокойнее.
В заключение хотел бы добавить, что я очень много думал о тех часах, проведенных в пшеничном поле. Я уже писал о том, что тогда я был совершенно безмятежен, я не чувствовал ничего плохого и ничего хорошего. Я все пытался понять мое тогдашнее состояние, и в голове моей родилась одна мысль. Ты очень хорошо меня знаешь, может даже лучше, чем я сам. Скажи мне: неужели в тот день, когда я любовался облаками, сидя в пшеничном поле, - неужели тогда я был счастлив? Я надеюсь, ты найдешь ответ на этот вопрос, у меня же это пока не получилось.
Очень скучаю по тебе, мой друг. Буду писать тебе много писем. Надеюсь, так я смогу излечить свою тоску. Надеюсь, что скоро увидимся.
С искренней любовью,
Твой N.
***
И снова здравствуй, мой дорогой друг.
Я рад, что сегодня я снова могу написать тебе письмо. Наконец у меня выдалась такая возможность. Ты не представляешь, как мне необходимо выговориться, поделиться мыслями с тем, кто так хорошо понимает меня. Для человека нет ничего приятнее, когда его слушают и понимают. Это удивительная потребность – рано или поздно она проявляется у каждого, ее удовлетворяют в кругу семьи, друзей или с незнакомцем в конце рабочего дня. Каждому время от времени приходится выговориться, рассказать обо всем, что накопилось в душе, и тем самым избавиться от лишнего груза и навести порядок в собственной голове. И это представляется мне огромной находкой, если встретится такой человек, который готов выслушать, возможно, и против своего желания излить кому-нибудь свою душу в ответ. Такие люди – настоящая драгоценность, и я рад, что для этого у меня есть ты. Не подумай, что я использую нашу дружбу только для этого. Ты ведь знаешь, как дорога мне возможность общаться с тобой через эти письма. Хочу сказать, что они действительно помогают мне чувствовать себя намного лучше. Порою мне кажется, что между нами возникает нечто большее, чем просто дружеское общение. Ты помнишь, как еще в юношестве у меня появилась тяга к литературе и писательству, я писал небольшие рассказы в свою тетрадь, даже мечтал о будущем великого писателя, что изменит этот мир своими произведениями. Но со временем желание писать постепенно пропало, растворилось в кислоте повседневности; работа, учеба, отношения с людьми не оставляли мне ни минуты на себя, и вскоре я обо всем забыл, забыл о своих мечтах, о своей тетради, и все меньше фантазий рождалось в моей голове, фантазий, готовых лечь на лист в кривом почерке моей торопящейся руки. Наверное, с этим сталкивалось много творческих людей: не справившись с тяжелой рутиной, они оказывались не способны реализовывать свои творческие идеи, кто-то боялся быть непризнанным, кого-то поглотила праздность или отношения. Это процесс естественный, развитие в любом деле предполагает риск, особенно в творчестве, претендующем на частичный отказ от реальности. Если избегать рисков и потерь, то рано или поздно останешься ни с чем. К сожалению, это со мной и произошло.
Со временем я перестал писать, успел даже забыть о том, какое я удовольствие получал после бессонной ночи, проведенной в свете настольной лампы, горбясь над письменным столом. Теперь, когда я пишу тебе это письмо, словно вновь ощущаю то наслаждение после хорошо собранной словесной постройки, но даже это чувство лишь далекое эхо моих давних трудов. За это бездеятельное время мое сердце уже успело очерстветь, воображение без постоянных тренировок стало плоским и менее гибким. Я уже давно перестал питать надежды на то, что я вновь смогу писать просто и ярко, как и раньше, и испытывать при этом те же возвышенные чувства, что придавали мне раньше осмысленности моего существования. Теперь я, вспоминая свои былые годы, чувствую себя никем; бездеятельность сказывается на мне острее, чем что-либо. Отсюда и то самое гнетущее чувство одиночества, оторванность от целого мира, отсюда моя тоска по прошлому.
Но это все банальные, ненужные мысли… Слишком велика моя тяга к воспоминаниям, мой друг, пора рассказать тебе немного о настоящем. Тебе будет интересно узнать, что произошло со мной за эти дни. Вернее, я считаю ценным только один день, одно единственное мгновенье, слегка осветившее мое размеренное существование. Именно существование, ведь жизнью это сложно назвать.
Ты когда-нибудь гулял по шумной, переполненной людьми улице и в один миг со странным наслаждением замечал, что ты целиком, всем своим существом растворился в огромной толпе, так, что все, что ты представляешь собой, переставало иметь хоть какое-либо значение? Словно твое единичное сознание сливается с сознанием остальных, образуя одно живое существо, циркулирующее потоками людей по узким улочкам, словно по сосудам громадного бетонного организма?
Был теплый день, солнце стояло высоко в зените, так высоко, что едва ли можно было различить его контуры в ярко-белом небе. Словно расплавленный кусок масла, солнце растеклось по небесной скорлупе, озаряя все холодным, ослепляющим светом. Темно-кирпичные дома теснились между бетонными великанами, их стены сливались в одну непрерывную гряду, тянущуюся вдоль узких улиц, и едва ли не смыкались над головами прохожих в недостижимом устремлении к небу. Провода обвивали своими толстыми змеиными телами стены домов, толстыми копнами свисали со столбов, их бесконечная длина тянулась из одного конца улиц в другой, и неизвестно, где начинался и где заканчивался их извилистый путь. Белесый пар валил из труб, растворяясь в бесцветном воздухе, таком густом, что легкие еле глотали его. От нагретого асфальта исходил жар, оголенные ноги прохожих жадно топтали его. Толпа занимала все свободное пространство. Здесь размещался базар, Китайский городок. Разноцветные лавки, увешанные гирляндами из разнообразных товаров, от свежего мяса и экзотической рыбы до лечебных стелек от плоскостопия, бумажные фонарики в безделье ждали своего часа, когда тьма опуститься на город, и скучно вращались вокруг собственной оси. Сотни вывесок красовались над головами беспечных покупателей, одна пестрее другой, словно стаи воздушных змей. Буквы каждого слова старались перекричать надпись с соседней вывески, однако смысл их везде был пустой и одинаковый. Хозяева заведений так извращались в своей скудной фантазии, что едва ли можно было догадаться, что в лавке «Пламя изумрудного дракона» продавалось эротическое белье и аксессуары.
Торговая улица была настоящим карнавалом из звуков, красок, лиц. Отовсюду на слух бросались чьи-то голоса, от криков продавцов, перекрывающих друг друга в попытке переманить покупателя, до восторженных возгласов туристов, снимающих с улицы скальп цифровыми фотоаппаратами. Английский, немецкий, французский, китайский, японский, русский, - языки всех стран мира перемешивались между собой, образуя сложно перевариваемую смесь из беспорядочных слов, вылитых в форму из тысячи разных наречий. Казалось, целый мир одним единым потоком зашагал по торговой улочке Китайского городка, народы, полвека назад враждовавшие между собой, без зазрения совести проливавшие кровь друг друга, теперь останавливались у одной витрины и весело перекидывались парой фраз на ломаном английском. Мне было очень приятно наблюдать за ними, за счастливыми людьми.
Как ты понял, в тот полдень я также был частью людского потока. Я наткнулся на этот рынок случайно: так, бродил по чужим улицам без дела, пока не услышал таинственную музыку, состоявшую из тысячи голосов, звона металла и шипения кипяченой воды. Постепенно вокруг меня стали образовываться люди, их становилось все больше, музыка оживленного города становилась все громче и уже приобретала объемы симфонии – все больше музыкальных инструментов я различал в ней. Я чувствовал, что эти звуки – звуки самой жизни, бурлящей кипятком в сердцах стольких людей, и осознание того, что сегодня теплый, солнечный день, и не просто день, а суббота, увеличивало это чувство в разы. Я также ощущал, как в моей груди зашевелилось что-то теплое, словно какое-то маленькое существо вдруг очнулось от спячки и задышало свободней, с интересом озираясь вокруг.
Преодолев пару поворотов, я выплыл вместе с остальными на главную улицу Китайского городка и на мгновенье застыл на месте. Такая огромная, потрясающая своей разнообразностью картина вдруг открылась моим глазам! Ничего подобного я в жизни не видел, и несмотря на то, что я остановился в самом центре потока, и проходящие мимо иностранцы каждый раз задевали меня, я продолжал стоять так минуты две, стараясь зацепить взглядом каждую деталь и смакуя ее образ в голове. Я хорошо запомнил все, что видел в то непродолжительное мгновение. Как и большинство людей на этой земле, я хорошо запоминаю лишь то, что оказывает на меня наибольшее впечатление, когда как все остальное со временем размывается и тем самым отходит на периферию, а то и вовсе выветривается из головы. Поэтому, как только я нахожу в себе новое, невероятное по силе ощущение, рожденной каким-то событием извне, мое внимание целиком вылезает наружу и старается захватить как можно больше, пока моя память, растянутая сильным впечатлением, может вобрать в себя больше обычного. Я часто замечал, что такой подход помогает видеть больше красоты в этом мире, а главное – лучше ее понимать. Как бы редко я не испытывал такие сильные эмоции, я, как терпеливый коллекционер, собираю по кусочкам живые фотографии своей жизни, отмеченные бурными переживаниями, и с каждым годом их становится все больше, и каждое последующее такое воспоминание приобретает большую детальность, яркость, чувствительность. Так совершенство образов помогает мне в жизни, они учит меня новым, более сложным чувствам, и как бы служат опорой для моих будущих размышлений, фантазий, также постепенно углубляя и утончая мое восприятие. Наверное, такую способность имело множество художников, писателей, поэтов и т.д., иные делали это бессознательно и внезапный всплеск по-новому открывавшихся чувств называли никак иначе, как вдохновением.
Возможно, с такой впечатлительностью и с таким вниманием я бы смог стать неплохим писателем, если бы потратил на это важную часть своей жизни. Однако я давно уже не испытывал потребности перевоплощать те чувства и образы, что полноценно живут в моей памяти, в нечто материальное, в нечто существенное, чем можно было бы поделиться со всем остальным миром, я слишком эгоистичен для этого; мне приятнее иметь свой собственный тайник особенных воспоминаний, недоступный никому, кроме, наверное, тебя одного. Но тебе я могу доверять, тем более, что писать тебе о столь личных для меня вещах отчасти вынуждает меня тяжелое чувство одиночества, ставшее уже для меня невыносимым. Пусть эти письма прочитаешь ты один – для меня этого будет достаточно, какую бы литературную ценность они собой не представляли. Хотя об этом смешно говорить. Однако о ценности моей писанины остается судить только тебе, чему я несказанно рад. Хотя бы так я смогу выражаться искренно, а это, как мне кажется, один из самых важных показателей писательского мастерства. Обманывать других людей дело весьма естественное и заурядное, точно так же как и говорить правду и одну только правду окружающим, но быть искренним с самим собой – уже совершенно другое. Увы, но не каждый способен на это, умы людей часто подвержены иллюзиям и самообману, это касается и творческих людей, чья речь может полностью состоять из чужих слов. Это не порок, скорее это происходит из-за недостатка знаний, из-за скупости воображения и ума. Я не берусь утверждать, что я искренен с самим собой на все сто. Хоть я и стремлюсь к этому, я знаю, что пока моих знаний и опыта не хватает, чтобы понимать всего себя, каждую мимолетную мысль и чувство, что миллиардами рождаются и погибают в моей голове, полноценно. Наверное, проблема в моей молодости, я прожил слишком мало и видел не так много, чтобы мой ум стал достаточно проницательным. Однако я могу с уверенностью сказать, что я полностью искренен по отношению к тебе. И я бесконечно рад, что в общении с тобой ты выполняешь сразу две роли: хорошего и надежного собеседника и судьи, что вправе оправдывать или осудить меня за мои рассуждения, помогая мне выбраться из дебрей собственных заблуждений и, в случае, если я заверну не туда, вернуться мне на истинный путь.
Впрочем, я слишком глубоко улетел в облака, а ведь все начиналось с того, как я, пораженный окружающим видом, оглядывал переполненную жизнью торговую улочку и испытывал невероятное чувство восторга. Наконец очнувшись, я двинулся вслед за людьми, без разбора тыкая свой взгляд в каждый уголок, жадно выхватывая из воздуха каждый окрик торговца. Я никогда не видел такого разнообразия всяких яств.
***
Здравствуй, дорогой друг.
Я давно не писал тебе. Прости меня за мое молчание. В последние месяцы я не находил и минуты, чтобы написать тебе. Я не хотел прерывать наше общение, ведь оно очень дорого мне. Но хуже всего то, что я перестал общаться не только с тобой, но и с самим собой. Я плохо помню эти дни, мне мерзко вспоминать о них. Теперь я сознаю, что все это был один большой кошмар. Я чувствую себя избитым, подавленным, притупленные мысли никак не ложатся на лист – сказывается долгое отсутствие практики. Сейчас глубокая ночь, и мне кажется, будто она тянется все эти месяцы, и все воспоминания, словно обрывки кошмара, окутанные мраком, были таким же бредом, как и эта фантазия. Наверное, если бы я рассказал тебе обо всем, что случилось со мной, ты бы возненавидел меня или начал бы презирать. Наверное, я бы и сам себя ненавидел и презирал, если бы помнил хоть что-то. Но даже с ненавистью и презрением к себе я бы смог понимать хоть что-то о самом себе. Теперь мне стоит великого труда развеять туман в своей голове и вернуть своим мыслям и чувствам ту ясность, с которой я жил раньше.
Тебе наверняка интересно, что же такое случилось со мной? Ответ очень прост: три месяца назад я вернулся домой.
Я долго ждал этого дня, много воображал о нем. И когда он наконец наступил, я не почувствовал той радости, которую я так часто представлял себе раньше. Постарайся понять меня: я был рад, но как-то по-другому, словно в моем возвращении не было ничего необычного, словно я никогда и не покидал своего дома. Я был рад, но эта радость была контрастом с мучительным одиночеством, которое я испытывал во время своего путешествия. Я был рад, но не удовлетворен, словно я оставил какое-то незаконченное дело, очень важное для меня. Наверное, так оно и было, но теперь я забыл, что это было за дело и в чем заключалась его важность. Я забыл о том, чему научился, что узнал нового о людях и о себе самом, в самый день моего прибытия домой я забыл, кем я был и где я был, пока отсутствовал. Ты мне не поверишь, но все было именно так. Весь тот опыт, который я накапливал в чуждых мне краях, в тот же миг исчез, как только я вошел в свою старую квартиру, где я провел все свое детство. В тот день я видел старый, родной мне мир другими глазами, и все мне здесь казалось каким-то другим, немного, совсем чуть-чуть. Я покинул этот мир глупым и безответственным, но теперь я стал взрослее и должен был зажить новой жизнью, смотря на знакомые вещи по-новому, глубже и проницательней, чем раньше. И я правда видел много нового в том, что окружало меня, но новая жизнь для меня так и не началась. Почему? – спросишь ты. Потому что я совершил ошибку.
Долгие месяцы моих странствий должны были открыть мне новый мир, который я бы смог разглядеть даже в родных стенах своего дома. Но случилось все совсем наоборот: я намеренно выбросил из головы все, что я накапливал за этот год, преодолевая боль и страх, а взамен принял это мягкое, уютное спокойствие, всегда царившее в моем доме, тем самым я сам ослепил себя. Постепенно я стал возвращаться к своим старым привычкам, я стал забывать о том, чего я добился за этот год, я забывал о том, кем я стал. Безмятежная атмосфера дома расслабила мои нервы, и теперь я перестал видеть смысл во всем, кроме собственных удовольствий. Началось чревоугодие.
***
Дорогой друг,
Я потерялся в пустыне их хрупкого льда. Каждый мой шаг сопровождается хрустом тонкой ледяной корочки. В любой миг я могу провалиться под лед, где меня ждет холодная темная бездна. Я хожу медленно, стараюсь делать как можно меньше движений. А лед так и ломается, даже когда я ничего не делаю, трещинки разбегаются, словно маленькие паутинки, около моих ног, и я как пойманное насекомое только и жду, когда меня проглотят. Я не вижу шансов на спасение. Я здесь один. Мне некого звать на помощь. И услышит ли здесь кто-нибудь мой крик? Я смотрю сквозь лед, вниз, в пустоту, и мои глаза начинают слепнуть. Я знаю, что, когда провалюсь вниз, я больше не смогу выбраться на поверхность. Пустота поглотит меня навсегда. Наверное, мое тело будет долго разлагаться во мраке бездны, пока я буду оставаться в сознании и чувствовать боль и обжигающий холод, когда все мое существо окончательно не растворится, и от меня не останется уже ничего, кроме пустой оболочки. Это займет годы, может и десятилетия. Время перестанет значить для меня что-либо. Оно будет так скоротечно , что я перестану помнить самого себя. Я забуду свое прошлое, свой родной дом, свое имя, тебя. И смерть станет для меня единственным спасением. Но никому не известно, какой час назначен мне последним. И останется только ждать, и это ожидание усилит мою боль.
Прости, мой друг, за такое мрачное вступление. Я сам во всем виноват. Я давно не писал тебе по той же причине, что и раньше. Я снова блуждаю в темноте и не вижу ничего дальше собственного носа. Мой разум спит. Но моя совесть вдруг проснулась. Поэтому я стал писать тебе новое письмо.
Я бы хотел рассказать тебе что-нибудь интересное о том, как я провел последние полгода. Но не могу вспомнить ничего. И это не из-за плохой памяти, а из-за плохого образа жизни. Если жизнь лишена впечатлений, то это уже не жизнь. У меня нет никаких воспоминаний, потому как не было и жизни. Я загнал себя в клетку праздности и тем сам изолировал себя от внешнего мира. Мне казалось, что так будет безопасно. Но я лишь обрек себя на одиночество. Страх внешнего мира усилился во мне, он питался моей слабостью, и из-за него я никак не могу выйти наружу. Видишь, мой любимый друг, какими люди могут быть странными. Ведь вся жизнь для них одна только драма, а если настоящей драмы нет, они придумывают себе воображаемую. Только вот воображаемая драма намного хуже настоящей, ведь в ней ты ведешь борьбу с самим собой, а значит…
Нет, мой друг, я не прав. Нет никакой разницы. Против чего ни воюй – против себя или же против внешних условий, - в любом случае ты будешь страдать. И в случае проигрыша ты потеряешь самого себя, а в случае победы – обретешь. Но вот как победить?
Моя борьба мнимая, ведь мой противник я сам, а точнее мои страхи. Но последствия этой борьбы вполне реальны, ведь в случае проигрыша я потеряю свой рассудок, а если выиграю, смогу контролировать свои страхи и стану полноценной личностью. Но я чувствую, что с каждым днем я слабею. Мой друг, ты знаешь, что такое сила? Откуда она берется? Куда уходит? Я этого не знаю. Я только чувствую, что силы мои на исходе. Наверное, сила – это всего лишь временной отрезок, в котором ты еще способен терпеть внешний или внутренний раздражитель. Если не успел избавиться от раздражителя за это время, то он тебя побеждает. Да, вот так. Какое-то время ты неуязвим, у тебя есть шанс. Но потом…
Мой любимый друг. Не расстраивайся. Во мне все еще есть надежда. Надежда, что я не так плох, и люди, и мир вокруг не так плохи. Бывают дни, когда мне так и хочется разочароваться в своих надеждах. Это чувство так сладко, оно так и манит к себе. Оно возвышает тебя, дает особое право быть мучеником, т.е. невинной жертвой. Но все это ложь. Пока что я не поддаюсь ей.
Слышишь, мой друг? Я все еще стою на ногах. Лед подо мной не раскололся. Пока что.
***
Друг,
Я не знаю, есть ли ты. Получаешь ли ты мои письма вообще. Может их на самом деле никто не читает, или читает, но кто-то другой. Я могу только догадываться. Так или иначе, я делаю это только ради себя. Кем бы ты ни был, читатель моих писем. Мне это не важно. Я буду называть тебя моим другом, потому что мне так удобнее. Ответа я не получу.
Мой друг, кто заставляет нас быть теми, кто мы есть? Кто выбирает время и место? Почему я существую именно здесь и сейчас? Кто? Кто? Кто виновен? Известная привычка человека – искать виновных при любой беде. Это позволяет нам облегчить нашу боль, выплеснуть всю ярость на другого, чтобы эта ярость не разрушила нас самих. Как это глупо – быть человеком. В нем столько ошибок, противоречий. Он так много создает и еще больше разрушает. Он боится жить и боится умереть. Если бы только был выбор: время, место, плоть. Если бы люди были богами, в чьих руках веретено от тонкой нити реальности. Но ведь богов не существует, как и людей, чья жизнь находится в их собственной власти.
Все исходит от боли. Человек не любит ее терпеть. Если она есть, он будет ее избегать. Боль способна свести человека с ума, сделать его дураком, заставить его покончить с собой. Я больше не бегу от боли. Страдания – движения жизни. Второй воздух. Боль таит в себе истину. Боль открывает глаза слепому. Боль озаряет тьму.
Я не знаю, где я нахожусь. Я тут никогда не был. Вокруг меня густая тьма и больше ничего нет. Даже земли под ногами. Похоже, я повис в пространстве. Как кукла, подвязанная на веревочках. Сейчас буду танцевать…
В голове, как черви, копошатся мысли. Все что можно было выкопать, я выкопал. Сперва я думал, что во мне много грязи, я пытался найти ее и выкинуть из головы. Я искал в себе недостатки, которых во мне не было, ведь за свои неудачи я винил именно себя. Я копался в себе, я искал, искал, искал, но бесплодное копание в себе привело лишь к тому, что я только разводил грязь. И в итоге приобрел то, что искал. Представляешь?
Когда-то я знал одну девочку. Она влюбилась в меня, когда ей было одиннадцать лет. Я был на год старше ее, но, в отличие от нее, тогда я не успел повзрослеть так, как она. Она была моим другом, но ничем более. И когда она произнесла те слова, я не знал, как их понимать. Я причинил ей много боли своим ребячеством, своим непониманием. Она сильно обижалась на меня, переставала со мной разговаривать, злилась на меня, плакала при мне из-за меня. Она страдала из-за меня. И я пытался все исправить, совсем не понимая, в чем именно я виноват. Она была моим другом, я не хотел ее терять. Какое-то время я даже воображал, что тоже люблю ее. Но я только хотел любить ее так, как она меня. Так сильно хотел, что сам в это верил. Но это не помогало, и из друзей детства мы превратились в непримиримых врагов. Представь мои чувства, мой друг, когда после долгих лет самобичевания и вины перед ней, долгих лет без друга, которого невозможно вернуть, я вдруг осознал, что ни в чем не виноват, ведь я никогда не любил ее! Ведь если бы я влюбился в нее, мои чувства сами подтолкнули бы меня к нужному действию. Но этого так и не произошло. Понимаешь? Никто не виноват! Никто! А ведь она была единственной девушкой, что любила меня…
Настоящая человеческая привычка – искать виноватых. И если не в других, то в себе. Как же это глупо. Ведь никто не злится на грозу за то, что она пришла и испортила погоду. А жизнь человека – та же самая непредсказуемая стихия. И как же глуп я сам!..
Тьма. Холодная, бесконечная. Я здесь один. Передо мной появляется зеркало. Я смотрю на собственное отражение. Оно бездвижно, как холодный труп. Я узнаю в нем себя, и в то же время мне начинает казаться, что передо мной стоит чужой человек. И вдруг оно оживает, начинает двигаться. Оно танцует, кривляется, делает ужасные вещи, фальшивая улыбка повисла под остекленевшими глазами. Неужели это настоящий я? Мерзкое, безумное, самовлюбленное существо. я праздную свой день рождения, я радуюсь тому дню, когда мое грязное тело вылезло на свет. Неужели это настоящий я? Люди становятся моими друзьями, но вскоре они уходят, ведь они для меня ничего не значат; я использую их лишь для того, чтобы избавиться от скуки, а когда они сами мне наскучат, я избавляюсь от них. Неужели это настоящий я? Мои родители любили меня, возлагали на меня надежды, а сейчас им только и приходится терпеть мои безумные выходки и ждать, когда же я образумлюсь и стану ответственным за свою жизнь человеком, когда как я только желаю, чтоб они не мешали мне жить так, как я хочу. Неужели это настоящий я? иногда мне кажется, что я таком отчаянии, что смог бы убить человека.
Неужели это я?
Это я?
Правда?
Правда?
Или это все ложи, очередная ложь? Где мне узнать, как мне найти себя? Как мне отсюда выбраться? Кругом одна тьма. Холод. Невесомость. Я здесь один. Никого нет. Как мне уйти отсюда? Я не хочу оставаться здесь. Я не хочу. Хоть бы кто-нибудь меня услышал. Но ведь никто, никто, никто…
Никто…
Никто…
***
Я дышу. Мне приходится контролировать свое дыхание. Каждый час, каждую минуту. Контролируя свое дыхание, я контролирую свой разум. Остужаю возбужденную кровь. Успокаиваю свое сердце. Страх – явление физическое. Это болезнь. Она поражает иммунитет психики, из-за чего каждый внешний раздражитель, пусть даже самый незначительный, становится опасностью для меня, и я реагирую неадекватно. После неадекватной реакции страх усиливает свое действие, после чего следует неадекватный поступок. Последнее звено этой цепи – летальный исход. Страх доводит свою жертву до грани, когда та не может с ним справиться. И тогда жертва, не в силах больше терпеть эти муки, кончает с собой. Конечно, не всегда все заканчивается именно так. Все зависит от ситуации. Но я знаю, что это может произойти. Поэтому я контролирую свое дыхание. Чтобы быть спокойнее.
Мой разум блуждает в тумане. Я ни живой, ни мертвый. Я никого не вижу. Я никого не слышу. Вокруг тьма. Я контролирую свое дыхание. Мне уже не так холодно. Недавно мне казалось, что я иду по своей любимой аллее, где я так часто гулял. Там было очень красиво. Я куда-то шел и не мог остановиться. Не мог остановиться, чтобы полюбоваться этой красотой подольше. И не потому, что мне нужно было куда-то идти. Я шел, чтобы… быть человеком что ли? Потому как все куда-то идут и не останавливаются. Наверное, всем куда-то нужно было идти. А мне нет. Я только имитировал жизнь. Я не свободен. Небо было белым, как бетонная стена. Вьюга колючей проволокой колола лицо. Я не свободен.
Недавно мне казалось, что я тут не один. Что рядом со мной есть еще кто-то. И этот кто-то разговаривает со мной, ласково, нежно, так, будто любит. Представляешь? И так легко становилось на душе. Словно сердце, заключенное в камень, вдруг вынырнуло из моей груди в виде обнаженной любви. Она была так близка, что я мог заключить ее в объятия. Я тянул к ней свои губы в надежде вкусить ее сладость. Я хотел схватить ее, прижаться к ней как можно ближе, чтобы согреться теплом ее существа. Но каждый раз она оставалась неосязаемой, и я хватал одну только пустоту. И тогда я вновь возвращался к реальности. Я снова был один.
Иногда хочется верить во что-то такое. Хочется любить себя, но чтобы эта любовь непременно шла от другого человека. Ведь так намного приятней и не обязательно что-то делать. Когда как любить себя самому подразумевает труд, постоянную работу над собой, критику, признание собственных ошибок. Когда нет сил, нет воли, чтобы самому встать на ноги, начинаешь мечтать, чтобы кто-то другой возлюбил твою душу и поставил тебя на ноги вместо тебя. И эти мечты, словно морфий, вводят разум в наркотический сон, в котором приходят видения жриц той самой любви, о которой мечтал. И пока разум сам водит тебя за нос, реальность остается такой: устав ненавидеть себя ты создаешь фантомную любовь, которая ни к чему тебя не призывает, ничего не просит взамен, пока твое обездвиженное тело начинает разлагаться на куски.
Даже несмотря на такие размышления, я все еще слеп. Я бы человека от камня не смог бы отличить. Потому как не смог бы увидеть никакой разницы. Сегодня человек, завтра надгробие над могилой. Обидно, наверное, прожить жизнь такую же бесполезную, как существование камня над зарытым трупом. Имя, дата рождения. Не хватает только даты смерти. Хотя такие люди изначально рождаются на свет мертвыми, как камни.
Все, что мне остается, это правильно дышать. С каждым сознательным выдохом мой организм немного очищается. Я надеюсь…
Подожди, я еще не закончил. Довольно сложно поймать мысль в голове, но я все же попытаюсь. Я чувствую, какие процессы происходят во мне. Часть моего сознания пытается сбежать от страданий путем саморазрушения. Она ссужает кругозор, тормозит мыслительные процессы, она намеренно деградирует, чтобы избавиться от экзистенциальной потерянности. Другая часть активно бунтует. Она ставит передо мной конкретные цели, она заставляет меня работать, думать, жить. Во мне сражаются две противоположные стихии, я ощущаю себя на поле битвы посреди нескончаемого хаоса. Это война, что длится во мне все эти месяцы. Каждый день они сталкиваются между собой, каждый день либо побеждает одна, либо другая. Битву, но не войну. Так я начинаю какое-либо дело, затем на половине бросаю его. Мои силы и вовлеченность в дело в один миг переходят в совершенную апатию. Каждый день. Это невыносимо. Я не знаю, как остановить эту войну. Как заключить между ними мир. Может, стоит больше писать тебе? Или найти того, кому я смогу рассказать все вживую…
Мысли снова ускользают от меня. Я не могу связать их воедино даже в этих письмах. Мне кажется, что я очень силен. Но ведь я витаю в пустоте: здесь нет проблем, конфликтов, только воздух, которого я гоняю туда-сюда. В этом вонючем пузыре соплежуйства и апатии я и правда могу казаться себе сильным, но так ли это на самом деле?
Еще мне кажется, что я очень умен. Но ведь я разговариваю только с самим собой. Чем же тогда питается мой разум? Собственной плотью? Да, похоже на то.
Мне надо выбираться отсюда. Я устал от этого места. Все здесь сплошной обман. Хоть бы какой-нибудь проблеск света проник в эту тьму. Хотя нет, не надо. Ведь может статься, что и этот луч света будет очередным обманом, и вместо спасения я открою в нем нечто ужаснее, чем эта тьма. И свет окажется лишь приманкой…
А, может, я действительно умер? Кто знает, как выглядит смерть? Заявляет ли она о себе или приходит бесшумно?
Но если бы все было так просто. Жизнь – это большой урок. Каждое мгновение она чему-то учит. Я стараюсь прислушаться к ней, чтобы понять, все понять. Движение – залог жизни, ее олицетворение. Бездействие разрушает. Движение порождает силу.
Я по-прежнему бездействую, мой друг. Я борюсь с обстоятельствами, но они одолевают меня. Я устал копаться в себе. Вместо мыслей посторонние шумы. Время от времени я забываюсь, улетаю в другие миры. А когда возвращаюсь, понимаю, что это конец.
Я не знаю, что тебе написать. Я хочу, чтобы кто-то понял меня. Не проигнорировал, как это сделали остальные. Но больше всего я хочу…
Я хочу…
***
Я застрял здесь. Меня едят. Едят изнутри. Мысли, мой главный инструмент, ускользают, словно песок сквозь пальцы. Что мне делать без них? Я не могу думать без них, не могу писать.
Мой друг. Я засиделся здесь. Я не должен был прекращать свое путешествие, я не должен был возвращаться в прошлое. Несмотря на все трудности, я должен был идти дальше. Но я испугался. Я устал. Не устоял перед соблазном запереться в стенах родного дома. Это была ошибка. Мне придется начать сначала. Отправиться в новый путь. Только так я смогу выйти из нищеты своего разума. Сегодня уже год, как я вернулся домой. Ужасный, пустой, бессмысленный год.
Я пытаюсь идти вперед, мой друг. Я слаб. Полуразрушен. Недавно я сделал запись в свою тетрадь. Небольшой очерк. Прочти, тебе не повредит. Впервые за все эти годы я что-то взял и написал…
***
Здравствуй, дорогой друг.
Ты не поверишь, но мои дела идут хорошо. Во всяком случае, лучше, чем было раньше. Потребовалось время, чтобы я смог кое-как разобраться в своей голове и написать тебе новое достойное письмо. Я уже не чувствую себя таким отчужденным, мой друг. Я начинаю взрослеть.
Недавно я размышлял об этом. Что такое взросление? Что означает взрослая жизнь? Рождаясь, мы вступаем в общество. Общество учит нас быть человеком, а затем присваивает себе. Ребенок попадает в детский сад, в школу; находит себе там друзей. Так формируются сообщества, в которые ребенок вступит вопреки своему желанию, т.к. он еще мал и плохо разбирается в окружающем мире. В этом возрасте выбором сообществ вместо ребенка занимаются родители, иногда и друзей для ребенка тоже выбирают они. Пока он живет в искусственном мире; у него нет права выбирать свое окружение, либо оно сильно ограничено. Но проходят года, ребенок вырастает, родители отходят на второй план. Он покидает этот искусственный мир ранних учебных заведений и переходит в мир настоящий, сотканный социальными нитями огромного числа мелких сообществ, составляющих одно целое общество. Отныне он не сможет расслабленно плыть по течению так, как это было раньше. Если школа всего лишь река, текущая в одном направлении, то остальной мир это целый океан, имеющий тысячи разных течений, не редко перебивающихся друг с другом. Здесь человек сам выбирает, в какое сообщество людей ему вступить, он выбирает свою деятельность, формирует круг людей по своим интересам, заводит новые отношения. Полноценная жизнь в обществе – вот она взрослая жизнь. Теперь уже не родители, а общество будет судить тебя. Теперь оно будет давать тебе деньги; оно будет хвалить тебя за успехи и осуждать за грехи. Но в отличие от родителей, общество не сможет проявлять к тебе столь много любви; общество – это мать с миллиардом детей. Запас любви у нее ограничен и его явно не хватит на всех. Общество не будет принимать за тебя решения. Ты для него такой же, как и все остальные, оно не будет обращать на тебя внимание просто так. И не всегда оно будет вставать на твою защиту, если попадешь в беду.
Вот она – взрослая жизнь. Ребенок остается таким же ребенком, но воспитатели меняются. Недавно я ощутил это на самом себе.
Я посетил одно место. Это была комната. Настольная лампа в углу разливала теплый тусклый свет. Едва заметный полумрак срезал выступы человеческих фигур. Мягкая двуспальная кровать занимала большую часть комнаты. В углу стояла тумбочка. На ней, помимо лампы, был маленький телевизор, приглушенная музыка журчала в глубине голубого экрана. Плотные шторы обтягивали окна. Теснота и тепло.
Ты уже понял, мой друг? Я начал новое путешествие с этого места. В этих стенах я ощущал себя безмятежным, как вода. Пульс жизни волнами расходился вдоль моего тела. Я ощущал себя пазлом, для которого эта комната была недостающей деталью. Это был мой первый самостоятельный выбор. И я обрел новую связь. Пусть и мимолетную, но весьма ценную для меня. Т.к. она многому меня научила.
Я понял, что у всех отношений есть основа, которая определяет характер этих отношений, их длительность, их качество. Деньги, родство, общие интересы, общие убеждения, общие трудности, желание удовлетворить свои потребности, зависть, ложь, вражда, сострадание, самоутверждение. Их много, очень много, и все они перемешаны друг с другом так, что каждое отношение, как и участвующие в них люди, имеют свой индивидуальный окрас. Я думаю, нужно чаще обращать внимание на то, на чем основаны те или иные отношения, чтобы была возможность предугадать, к чему они могут привести. Свою новую связь я купил за деньги. А значит, наши пути разойдутся так же легко, как и сошлись. Но я не буду переживать из-за этого, ведь я получил то, что хотел. Я дал волю своим чувствам, что кипели во мне и тем самым мучили меня.
Мой друг, я пережил много боли за последние дни. Но именно это и помогло мне разобраться в себе. Как-нибудь я остановлюсь на этом подробней, но не сегодня. В любом случае, я только начал свой путь, и мне предстоит еще много всего.
И все-таки я был прав, когда говорил, что жизнь это урок. Жизнь учит нас всему. Тогда я сомневался в этом, т.к. не знал, откуда мне извлекать этот урок. Но тогда я не жил. Я бродил в пустоте, я существовал. Теперь мои глаза открыты.
Несколько лет подряд я невзначай наблюдал за одним стариком. И недавно извлек очередной урок. Я понял, что человек меняется со временем и как именно это происходит. Вернее, я открыл один из аспектов его изменения, а именно – изменения в мышлении. Представь себе небольшой огород, мой друг. В этом огороде посажено определенное число семян – это качества одного человека. Если периодически поливать их, т.е. развивать, уделять им время, заботиться о них, они будут расти и развиваться, пока не дорастут до своего предела и не принесут новые плоды. Те семена или уже растущие растения, о которых на долгое время забывают, умирают окончательно и бесповоротно. Именно этот процесс я увидел внутри человека. На что он тратит свое время с частой периодичностью, то он и взращивает в самом себе. И это может быть как что-то хорошее (вроде культурных растений), так и что-то плохое (аналогично сорнякам). Наверное, у него есть возможность развить в себе новые качества, но хватит ли ему времени, чтобы эти качества выросли и начали приносить свои плоды, тем самым принося пользу другим людям? Мне кажется, такое возможно не всегда.
Я чувствую, как что-то во мне изменилось. Умерло старое и появилось новое. Я ищу это в себе, мой друг. Не переживай за меня. Мне кажется, теперь я начинаю понимать.
***
Знаешь, когда мать рожает ребенка, она страдает от боли. Но, когда в ребенке рождается взрослый человек, от боли страдает он сам. Перенести это одному очень сложно. Поэтому я и изобрел эти письма. Когда я описываю то, что чувствую и что думаю, я успокаиваюсь. И мысль, что делаю я это не зря, а для кого-то другого, придает мне уверенности. Возможно то, что я пишу, не более чем размазывание соплей. Против этого я спорить не буду. Но в этих письмах я искренен как с тобой, так и с самим собой. А искренность уже чего-то стоит, не правда ли? Ведь теперь ты будешь знать, что жил один человек, который чувствовал то-то и мыслил так-то. Извлечешь из этого какой-то опыт, поймешь что-нибудь, чего раньше не понимал. Однако я не могу ничего гарантировать. Не требуй от меня многого, ведь сам я довольствуюсь твоим молчанием. Не будем об этом.
Я снова пишу тебе, когда мне больше ничего не остается. Изоляция мне кажется худшим наказанием. Я знаю, что уже писал тебе об этом. Но я никак не могу избавиться от чувства, что я заперт. Заперт на три замка: комфорт, окружающие люди и собственное слабоволие. За ними стоят моя свобода, мои цели, моя будущая счастливая жизнь. Меня влечет туда, наружу, хоть я и не уверен ни в том, что меня там ждет, ни в самом себе. И каждый день я трачу силы на то, чтобы выбраться из запертого образа жизни. Пока я молод и еще полон сил, у меня есть все шансы на это. Нужно выбираться сейчас, пока время не начало отнимать у меня силы. Я еще не начал свое новое путешествие, мой друг. Я мечусь у выхода, но никак не могу сделать шаг.
Но если посмотреть на себя иначе, я могу утверждать, что никакой тюрьмы вокруг меня нет. Это все только слова, а слова иллюзорны. Кажется, что они обладают какой-то силой, влияющей посредством материального мира на нас самих. Именно кажется. А если отвергнуть их, то я увижу себя таким, какой я есть. Юноша, шатающийся без дела и разыгрывающий драму у себя в голове. Все остальное игра воображения с беспорядочными мыслями и чувствами. Такова вторая крайность моего понимания себя. Однако истина скрывается где-то посередине. Я прав?
Помнишь, с какой мысли я начал это письмо? Раньше я старался избегать страданий, даже если для этого требовалось перестать заниматься любимым делом. Я делал это только в ущерб себе. Теперь я не стану убегать. Потому как понял, по какому ориентиру стоит находить верный путь.
***
Забудь обо всем, что я тебе писал. Это все ложь, не стоящая и гроша. Чтобы уйти от реальности я разыгрывал драму в своей голове и сам получал от этого удовольствие. Я ослепил себя вымышленными образами и был так глуп, еще глупее, чем мне казалось. Я мнил себя запертым в клетке, когда как моя жизнь продолжала бежать вперед, когда как я сам продолжал посещать новые места, встречать новых людей, когда как мое путешествие не прекращалось, ибо оно прекратится только с моей смертью. И пока я жил как все, полноценной жизнью, я не замечал этого. Я был поглощен собственной драмой, где я играл главную роль, роль жертвы, страдающей от обстоятельств, жертвы моего воображения и грязных, разрушительных мыслей.
Все, что я писал тебе, ложь. Все мои мысли и чувства, которые я здесь описывал, были реакцией не на настоящий, а на воображаемый мир, на который я променял свою реальную жизнь. И я верил в него, словно фанатик, сходил с ума от собственной веры. Но теперь я отрезвел. Это все ложь. Все события, которые я здесь описывал, ложь. Я все это выдумал. И тебя я выдумал. Чтобы не чувствовать себя одиноко. Но мое одиночество тоже неправда. Я был одинок только здесь, в выдуманном мной мире. Потому как сколько бы мест, людей, ситуаций я не выдумывал, в конечном счете, здесь я всегда буду один. Но в реальном мире есть люди, близкие мне по духу. И они рядом со мной. Они живут вместе со мной. Я совершал много глупых вещей. Я ненавидел себя за свои ошибки и видел в своей жизни одни только руины, возникшие по моей вине. И не сумев разглядеть главного, того, что все мои ошибки были сутью не разрушением, а созиданием, я ушел, испугавшись, в иной мир, ставший морфием для моего сознания.
Все эти письма были ошибкой. Но я не виню себя за них. Теперь я благодарен себе за то, что сам преподал себе урок о том, как не надо мыслить. Я рад закончить этот монолог, тянувший из меня все силы. И я прощаюсь с тем единственным жителем этих страниц, чью роль я играл под маской скорби и отчаяния.
***
Здравствуй, мой друг.
Прошло много времени с тех пор, как я написал последнее, прощальное письмо. За это время я успел забыть об этих письмах, о том, что меня побуждало их писать. Закончив свое последнее письмо, я оторвал все свои мысли от тебя и стал жить дальше. Прошло много времени с тех пор, и теперь, перечитав все то, что я написал тебе, я стал думать, что писал уже не я, а совершенно другой человек.
Я не знаю, зачем я пишу тебе очередное письмо сейчас. Теперь-то я точно в этом не нуждаюсь. Наверное, чтобы оправдаться перед самим собой за те вещи, которые я описывал здесь. Хоть в этом и нет никакого смысла. Я лишь хочу сказать, что я был не прав в своем последнем письме. В моих письмах не одна только ложь. В них столько же лжи, сколько и правды. Ведь я писал о том, что по-настоящему мыслил и чувствовал. И то был отнюдь не уход от реальности в мир фантазий, наоборот, то была попытка вернуться в нее.
Теперь это точно последнее письмо. Все, что я хотел высказать, я высказал. Иногда для того, что ты хочешь выразить, не подойдет ни один человек. Поэтому я писал обо всем сюда.
Прощай.