Tra due-trecento anni la vita sar; migliore.
Ma intanto noi siamo ormai alla frontiera,
senza gli angeli di Elohim precipita la scala nel Novecento,
e il Duemila gi; sventola la sua bandiera
per coloro che sono sicuri di entrarvi.
Io rester; da questa parte, in questo buio,
in questo viluppo di meschinit; e di bisogno,
senza conoscere il terso luccich;o del futuro.
A me sar; bastato visitarlo nel sogno,
come uno sciam;no che scenda con piatti e sonagli
nel reame dei morti a conversare coi l;muri.
Rester; sulla soglia come un reprobo, come uno spergiuro.
Perch; scusatemi, posteri, che freddo,
che vitreo deserto, che uniformit;, che sbaragli
soffiano da quel futuro.
Angelo Maria Ripellino
da “Notizie dal diluvio”, Einaudi, Torino, 1969
Через две-триста лет жизнь станет лучше.
Но пока мы на границе,
без ангелов Элохима лестница падает в двадцатом веке,
и 2000 год уже машет своим флагом
для тех, кто обязательно войти.
Я останусь таким в этой темноте
в этом клубке подлости и нужды,
не зная ясного блеска будущего.
Мне было достаточно навестить его во сне,
как шаман, спускаясь с посудой и погремушками
в царстве мертвых разговаривать с лемурами.
Я буду стоять в дверях, как мерзавец, как лжесвидетель.
Зачем извините, потомство, как холодно,
какая стекловидная пустыня, какая однородность, какие превосходства
удар из этого будущего.
Анджело Мария Рипеллино
из "Вести от потопа", Эйнауди, Турин, 1969