Палата. Четверо по койкам:
Моряк, водитель, бомж и я.
Кто тряпкой держится, кто стойко.
Мне страшно, честно говоря.
Устой больничный так устроен,
Что сам себе здесь не соврёшь.
Он островку в аду подобен,
Где ад чуть-чуть на рай похож.
Тоска резину тянет днями,
И нет конца резине той.
На жизнь играют вечерами
Грехи былые в «подкидной».
Плывёт обломок пациента
В тиши стерильных берегов.
Каталка скромно ждёт момента
Уважить горе-ездоков.
Тут ночь готовит недосолы,
А боль спешит пересолить.
Орда таблеток и уколов
Судьбу желает обхитрить.
Тут сон – под рокот стадиона
И шип клокочущей волны,
Под тубы рык и треск тромбона,
Под ржавый скрип ворот тюрьмы.
Портрет угрюмых глаз надежды
Больничным маслом пишет Бог,
Одетый в белые одежды,
К любым деталям скуп и строг.
А вот и ужин. Стол девятый.
Кошусь с тоской на «общий стол».
Кривясь, бурду едят инфаркты
Под запрещённый разносол.
Закрою скоро я больничный,
Хоть в «подкидного» нет ничьей.
Наверно, буду на отлично
Блюсти каракули врачей.
А может статься – всё нарушу,
Перенарушу сотни раз…
Диеты не спасают души
От человеческих зараз.