Предтечи
Христос възпря, свали от морно рамо
товара свят и в миг сълза проля.
Бе тиха нощ на лунните измами.
Едничек ужасът трептеше само
над снежните замрежени поля.
И с тъпа безнадеждност във душите
войниците видяха в трепет плах
три кола пред изровен гроб побити
и тримата осъдени да сплитат
през тръпки смръзнали ръце по тях.
Пристъпи черния свещеник плахо
и чу се как хрущеше там снега.
И думите му с ласка прозвучаха.
Но във проклятие замрели бяха
безмълвните попукани уста.
«Безумни!» Рече и ръка сурово
издигна към небето с укор свят,
но в миг, съзрял там сянката Христова,
той трепна и свалил ръка отново
стъписа се уплашено назад.
И стана тихо– тихо, сякаш вредом
застинаха сребристите лъчи,
нощта се сви задъхана и бледа
и лунний сърп настръхнал се огледа
В безумно разширените очи.
«Другари...» «Огън!» Трепет непривичен.
И смесиха се кървав стон и гръм.
Миг… Щракнаха затвори механично.
И стана просто и тъй безразлично
и сякаш всичко беше лунен сън.
И сгушени войниците по двама
възвиха в своя път обратен пак…
И бледния Христос едничек само
целуна тих заринатата яма
и капчиците кръв по белий сняг.
Асен Разцветников
Предтечи
Христос, свалив с плеча святую ношу,
слезу смахнул, подумав как устал.
Над диким полем в девственной пороше
лишь месяц плыл со сна во тьму заброшен
да ужас одинокий трепетал.
В кулак собрав натруженные жилы,
солдаты шли– был марш уныл и тих–
и безлошадной, битой брички с тылу
увидели отрытую могилу
и воедино связанных троих.
Им ласково о божеских обьятьях
священник позабывший стыд и страх–
грехи простил как деткам добрый батя,
но замерло мычащее проклятье
на кровью истекающих губах.
— Безумцы!— крикнул он, крестом сурово
махнувший яме, сам тому не рад–
и, чуящий присутствие Христово,
по ангельски белеющему крову
ступил, едва пристыженный, назад.
И тишина такая, словно сила
земли и неба пала в снежный прах,
и ночь саму тревога подкосила,
и серп Сатурна лунный отразила
в безумно округлившихся глазах.
«Товарищи...» «Огонь!» По счёту вычет–
смешались вдруг железный гром и стон,
и клацнули затворы механично,
и стало просто так и безразлично,
и воцарился прежний лунный сон.
И по двое сутулые солдаты
отправились в казарму как во сне,
а век живой Спаситель наш Распятый,
церквей презрев безлюдные палаты,
один всю ночь лобзал кровавый снег.
перевод с болгарского Терджимана Кырымлы