Не смотрит он во встречны лица,
хромая, путь себе мостит.
Как будто сгорбленная птица,
крыла два книзу опустил,
что деревянно, хрустко машут.
Но память резвый марш хранит.
Уже волос послезла сажа,
румянец вымер из ланит,
лица мешочная тканина,
костюмный склад исшито-хил.
Герой, израненный волчиной,
летавший из последних сил,
молчит и вязнет безголосо
в налитой луже ста рутин,
и будто семечко от проса
среди забвенья паутин.
Соколий клюв повис угрюмо
и не зверится смокший хрип.
Его добыча - мыши-рюмки,
казённых крошек редкий скрип.
Впаялся в рот сырой окурок.
Выводит кашель тучный стук.
По жиже уличных прогулок
устало чавкает каблук...