На глаза ослепших окон
Город нацепил привычно
Синие кружочки стёкол
И, калека горемычный,
В руки дождик взяв, как посох,
За ответом на вопросы
Прямо в душу мне стучится.
И какой же надоеда:
Нет бы заглянуть к соседу –
Нет! Расселся на диване,
Выгребает из карманов
Мокрый ворох жёлтых листьев,
Чьи-то праведные мысли,
Неприглядные поступки,
Половину плоской шутки,
Конфетти эстрадных песен
(Композитор неизвестен),
Два завялых поцелуя,
Три подвыпивших «люблюя»
И ещё клубок нейлонный
Телефонных разговоров,
Что длиной по крайней мере
В сорок с лишним километров!
Завалил всей этой дрянью
Коврик около дивана
И сказал, перебирая
Чётки огненных трамваев:
«Значит, так: все это вместе
Есть, конечно, проза жизни.
Ты найди в стихах ей место,
Обними высокой мыслью,
Зарифмуй для интереса,
И получится, наверно,
Удивительный шедевр.
Да и мне поможешь делом:
Так, признаться, надоело
С этой пакостью возиться!»
И ушел, не попрощавшись.
Черт-те что! И спать не ляжешь:
На диване спит с присвистом
Двухэтажник для туристов!
Обстановка треплет нервы…
Правда, что ль, создать шедевр?
Может быть, тогда уймутся
Фонарей шальные блюдца,
Прекратит вопить над ухом
Дворник с музыкальным слухом?
Вот готовы тридцать строчек,
И уж можно ставить точку,
Но – опять же незадача:
Дождик на страницу плачет,
Размывая в луже синей
Непросохшие чернила.
Как тут быть? Придется,право,
Выйти в ночь, свернуть направо
И искать средь улиц темных
Непреложные законы,
А к утру назад вернуться
И у двери оглянуться…
Вечен ты, удел поэта –
По ночам шататься где-то!