я любил тебя больше, чем может представить крест, на который молился народ, чтоб Христос воскрес; больше слёз, что когда-нибудь видели поезда, больше цвета, что могут вместить глаза.
я любил тебя тише шопота на ветру, что слетал в океан с пересохших застывших губ. я любил тебя так, что не верится самому, потому и ушёл стремительно так ко дну.
я любил тебя всем прокуренным существом, приклоняясь к твоим рисункам разбитым лбом. я и слово вот это бешено причитал, но ни разу тебе в глаза его не сказал.
я был пуст без тебя, как банка без огурцов. ненавидел себя, и «нас» и, в конце концов, чуть не спился, чуть сам себя не убил.
сиротливым волчонком с балкона выл.
а потом, среди тысячи глупых никчемных лиц, встретил ту, что держалась чётко своих границ, что, стесняясь, мне пела голосом южных птиц, у которой хотелось спать на корнях ресниц. и иголкою день за днём, запекая кровь, она вышила мне на сердце свою любовь.
я смотрел на неё украдкой из подо лба, но никак не слетали с губ у меня слова. только теплилось что-то там, где давно был мрак. и хочу я сказать «люблю», да не знаю как.
я забыл это слово, просто очистил кэш, и заполнили чувства эту большую брешь.
как бывает, порой, сложна и хитра судьба: чтоб узнать, что слова не значат в ней нихера, человеку приходится столько сказать их раз, что не слышали ни литании, ни намаз.
если ты прочитаешь, знай, что тебя простил. твой уход подарил мне счастье другой любви. научил видеть сердцем, и избегая драм, доверять только чувствам,
а не пустым словам.