бытовой представитель рабочего класса
не читает Маркса,
не слышал о массовом самосознании,
оставляет половину зарплаты у кассы,
для дамы сердца, которую
полнит ее уставшая коммуналка,
от этой женщины пахнет кислым супом,
шерстью, заношенными вещами,
и отцом, прекрасным отцом,
не вписавшим ее в свое завещание.
она рассказывает ему чужие истории,
потому что собственная кончилась
на третьем курсе истфака,
«представляешь, милый, мы были
всезнающими апостолами,
духовными иностранцами,
ходили на бальные танцы,
любили всю ночь скитаться,
представляли,
как станем профессорами,
прожекторами,
отчужденными канатоходцами,
мы учились лаять и пререкаться,
мы умели конструировать хаос и с ним бороться,
у меня был друг Мишка,
называвший себя поэтом,
задававший случайным умникам словесную порку,
рифмовал мое имя с домами в стиле барокко,
коллекционировал волосы юных кавалеристок на замшевых тканях,
и когда он в смерть напиваясь,
припадал теплым лбом к плечу, завывая:
"ты не такая ты не такая ты не такая
я тебя защищу защищу защищу"
я тихонько предупреждала, что закричу.»
после каждой подобной истории,
милая дама сердца представителя рабочего класса,
брала отгул всего на минутку,
полить цветы,
переставить с плиты кастрюльку,
постоянно спрашивала,
будет ли милый доедать остывшую кашу,
улыбаясь, как уставшая консультантка,
пытающаяся впихнуть тебе брак по скидке,
и глаза у нее такие коровьи при этом,
не досчитались слезинок.
(а потом по накатанной забивает эфир полу фразами и междометиями, только чтобы ее не заметили.)
лишь однажды,
вкушая новый рассказ о прекрасном друге поэте,
представитель рабочего класса решил ее перебить,
дама сердца складировала в холодильник принесенные им продукты,
ставила подгоревший чайник,
его голос звучал обидчиво да отчаянно,
все синдром накопительного эффекта,
да конфеты, обошедшиеся ему в пол зарплаты,
к слову, она даже пробовать их не стала
- если ты так сильно его любила, на кой хрен ты сидишь со мной? позвала бы своего Михаила, он живёт ведь в соседнем подъезде, виделись с ним на субботнике, все такой же заумный шкет.
Михаил действительно там живёт.
и о нем все ее мемуары,
как в колоде черного гримуара,
он является ей повешенным каждый вторник,
и рифмует ее имя с советским конструктивизмом.
дама сердца не помнит,
почему ему выдала визу
на посещение ее дома,
только с каждым его приходом
в кухне делалось не уютно.
дама сердца огибает поникшим взглядом квадраты кухни,
думая, что не доживёт до окончания бесконечного в их стране ремонта,
у прихожей отклеиваются обои,
руки мягко отталкивают продукты,
свист из чайника лейтмотивом начинает петь им:
- знаешь, милый, мы ведь уже не дети,
во мне веса на трех меня в восемнадцать,
я умею сварить вкусный борщ,
проработать в ночную смену, сэкономить и ладно убраться,
Михаил то, к слову, ни грамма не изменился,
только мир над ним надругался.
ты приносишь продукты, ездишь со мной на дачу, хвалишь мои пироги,
а любовь здесь у всех своя кабала, о нее не согреешь ноги.
и за окнами брел в ларек понурый пустой Михаил,
за окнами, где рос фикус на подоконнике.
и любила писать романтические рассказы,
дама сердца представителя рабочего класса.