ЧАСТЬ 7.
Начались занятия. Свидания в парке прекратились – все готовились к «щупенции». Парни и девушки сидели по вечерам за столом, и Дмитрий всем разъяснял, как надо решать примеры с логарифмами.
- Ты не бойся, - объясняя решение очередной задачи Насте, сказал он, - я сначала твой вариант решу и подкину листок с решениями тебе, а ты уж не моргай…
- А сам? – забеспокоилась Настя.
- Всегда успею, я махом решаю, - похвалился он.
Так и случилось: Димка первым делом решил и аккуратно переписал решения задач на листочек для возлюбленной. Пока Василий Алексеевич, сняв очки, глядел в окно на оттепель, передал послание в руки. Уж после этого принялся за свой вариант – писал крупно и чётко, а следом за ним в две руки - Колькой Ситниковым и Витькой Дейцевым - шло размножение варианта для всех остальных ивинских учеников. Подглядывали с задней и с боковой парт.
Контрольная работа закончилась удачно – все сдали листы досрочно. Василий Алексеевич посмотрел в ученические закорючки и, довольный, улыбнулся:
- Сегодня слабачки молодцы! Все решили правильно! Даётся мне, что тут не обошлось без ивинского медведя…
- Мы сами, сами решали! – заорали ученики, схватили сумки и понеслись в интернат.
За Настей и её подругами приехал на лошади отец.
- Мы, Димка, наверное, идём на лыжах последний раз! – Радостный весне, сказал Витька. И друзья, промазав лыжи мазью для мокрого снега, отъехали от интерната.
В лесу с деревьев капало. Снег был, как блин, рябым от капели. С берёз с шумом съёрзывали волглые охапки снега, дробились на мелкие хрустальные брызги и шлёпались на сугроб. Горьковато пахло корой и пресно отзывалось набухшей хвоей. В ветках путался и шумел южный сырой ветер.
Ребята пришли засветло.
В клубе неожиданно наметился показ кино. Дверь в зал были открыта, и все, купив билет, проходили к креслам.
Витька Ситников по прозвищу Кинокрут, бывший Димкин одноклассник и друг, обелетчивал* у двери всех желающих пойти в кино. Картина называлась «Аллегро с огнём». Дмитрий договорился с другом, чтобы им с Настей пройти в зал, дескать, после расплатится…
- И-их, какую красавицу отхватил! – Заикаясь, добродушно воскликнул Витька. – Кровь с молоком, молодец!
После кино Димка провожал Настю до дома. Шёл, оглядывался и стеснялся встречных. Ему казалось, что и разбитые сани у дома, и на улыбке окно избы, и задумчивый колодец-журавль у дороги – все знают о его любви и смеются: « Тили – тили - теста, жених и невеста…».
Они остановились под навесом в дровянике.
- Я успела всё переписать точь в точь, - радостно похвалялась Настенька. Они обнялись и поцеловались. Димка хотел поговорить о военном случае из кино, как звуком обезвреживали немецкие мины, что звук имеет свою физику, но она неожиданно перебила:
- Отец с Ефремычем капкан твой уже поставили в Пехре. Говорят, что там волков больше… Скоро снег сойдёт, а в апреле, говорят, самый раз разорить энту пещерку, которую ты нашёл. И всех зверей пострелять! Вот деньжищ сколько привалит! Будет мне шуба, как ты обещал…
Дмитрий молчал, он вздохнул и отвёл глаза.
- Твоё дело лёгкое – показать отцу место, где нора спряталась в корнях. И всё - они сами выследят хищников, убьют и освежуют. Сами и шкурьё сдадут в охотхозяйство.
Она потянулась к Дмитрию целоваться, но он стоял, отвернувшись от Насти. Подождав она спросила:
- Ты чего?
Дмитрий не слышал её голоса. Он представил, как в охотхозяйство сдают серую с коричневым отливом шкуру – шубу той, кто грела его своим телом, спасала от смерти! Охотники получают деньги и покупают в универсаме красивую тёмную шубу с пуговицами для другой, которая целуется и полна решимости из-за этой нарядной шубы, скорее всего искусственной, убить невинных волчат и саму мать. В парне всё, как в чугуне на пламене, кипело… «Как? Как такое можно? Убить! – Кричали в нём мысли. – Ни за какие деньги, ни за какие поцелуи не дам зверей в обиду! Вы же все люди! Нет, они - волки!»
Наконец он рассеянно выдавил:
- Настя, я нору никому не покажу! Друзей и любимых не предают! Умру, но волчицу в обиду не дам, и деток её маленьких!
- Ты что! – Вспылила Настя. – Чего я отцу скажу? Они с Ефремычем ждут тебя! Ты что – зверя жалеешь, а на меня плюёшь? Да? На меня… Ты не любишь меня!
- Настя, она спасла меня, во вторник - разбудила ото сна в снегу! И отогрели с волком, а то бы до смерти замёрз в овражке! – Как мог, защищался Дмитрий.
- Димка, они же хищники! Их надо истреблять всегда! Скажешь тоже - спасла! Ничего она тебя не спасла! Ты же её прикормил, вот она и думала, что ей ещё отломится от тебя сало. Вот и прилезла к тебе и разбудила! Это они хотели загрызть тебя, глупого! Молись Богу, что не разорвали! А ты уж – спасла, друг, любимая… Ха, может быть, скоро скажешь – милая… Звери, они и есть звери! Так мне отец с мамкой говорят!
Димка несворотно встал на своём:
- Настя, хоть режь меня, никакой норы я показывать не буду!
- А как же шуба? Выходит - ты предаёшь меня…Выходит – ты не любишь… Меня! Болтун*! Ну и иди к своей волчице!
Настя отслонилась от Димки и быстрым шагом влетела в калитку. Калитка кулдыкнула* навесной щеколдой – звуком, как громом, ударило по ушам. « Всё! Это конец!» - метнулось в нём.
Он хотел объяснить, что шуба - это дело наживное – со временем они заработают и купят. А волчица, волчица – это друг, даже больше, чем друг – судьба. Она и её друг.
Душила волна новых понятий, неожиданных открытий и таинственных предчувствий о живом лесном народе – малых его братцах.. Всего сразу и не скажешь – не поймёт, да и не хочет она понимать его. Ослепшая от пришлого от других желания, скорее всего, от взрослых мамы и папы, желания заиметь красивую шубу, она не видела в парне человеческой красоты - доброты, любви к ней, жалости к миру. Одно желание, одна шуба затмили в ней всё чёрным светом и застили сердечные глаза.
Не успел Димка сказать своей правды, как в сенях заскрежетал железный засов.
«Всё! – Как гром, хрястнуло в нём. - Всё пропало…»
Он махнул рукой и в горячке переживаний побежал домой, давясь невнятными словами оправдания. Но самое главное, он понял, что четвероногой подруге угрожает расправа и ещё, что теперь рано или поздно все в селе узнают и про капкан, и про волчицу… Хорошо, хоть Насте не рассказал, как замерзал. Поведал впопыхах только голые общие слова, мол, разбудила, а чего и как разбудила – не сказал. И хорошо, чай, по ним никто точно не скажет, какая болячка* стряслась с ним в поле.
Всю ночь Димка проворочался под одеялом. «Как? Как? Как помириться с Настей? И далась ей эта шуба…» - бились в сознании одни и те же вопросы и не давали спать. « Как им, её отцу и Ефремычу, объяснить, что живой мир вокруг нас, даже хищники, жить хотят, мы все в одном живом чугуне варимся – и не так все просто: увидел и давай убивать всё вокруг. Нет! Если порушишь одно, как тут же рухнет другое, и человека по башке ударит, – гонял он раз за разом в сознании известные мысли.
Димка решил в интернате помириться с Настей и рассказать ей подробнее о своём спасении. «Может, отойдёт»,- мысленно заключил он и, поверив в мечтательную мысль, с лёгким сердцем засыпал. «Отойдёт! - уверенно звучало в нём. – Она же человек! Это они, взрослые, назузыкали* ей в башку свои понятия, вот она и ремствует*… Она сама по себе хорошая и добрая….» - думал он.
Напрасно он мечтал: в интернате ничего не «отошло»: Настя, как была обижена на Димку, так и оставалась глухой к его вниманию и порывам объясниться. Девушка упорно избегала встречи с ним, даже если случайно сталкивались в коридоре школы то она, уперев глаза в пол, молча обходила парня. Один раз Димка перед вечером встретил её у интерната, встал на пути и сказал:
- Как стемнеет, жду в парке, на старом месте. Поговорить надо…
- Мне не о чем с тобой говорить, - сухо сказала она и едко добавила, - иди, говори своей волчице!
Как стемнело, Димка пришёл на место свидания. Час ждал, два – Настеньки не было. Не пришла она и в последний момент, когда баба Наташа, размахивая ремённой «кормилицей», загоняла влюблённых по местам в интернат. Димка понял, что это настоящий разрыв – просто в ней нет воли к примирению: прёт и прёт своё, как танк – дай шубу. А, значит, нет в её сердце больше самого Димки, его слов и поцелуев, его выкинули, как чужака. Удручённый, он подошёл к тамбуру и, опустив голову, бочком полез по ступеням к двери.
- Не пришла залётка-т? – Добродушно спросила в дверях на вид сердитая сторожиха, – я всю неделю не вижу, чтоб вы в парк миловаться выходили. Остальные выходят, а вы нет… Думаю: а, батюшки светы, чево с ними стряслось? Ну, слава Богу, гляжу – живы и здоровы!
Димка ничего не ответил. Только хихикнул глупо и хотел пройти.
Но баба Наташа прилипчиво загородила путь и принялась поучать:
- Не кручинься! Чево скуксился* и брылы* отлячил* - какие твои годы! Не вздыхай - не хочет, не надо: пусть не выходит. Найдём других: тут, я заметила, как многие с прицелом на тебя поглядывают… Вон Люба мордовочка, красавица-то наша, вздыхает и сохнет по тебе. Вот её, Любку - то, и приласкай – и лицом взяла, и из себя мягкая – настоящая русская царевна… А ты угрюмишься… Тьфу, на неё! И на Настьку-то! Тебе ль унывать, такой парняга, ого – ого… И учишься - из школы лучший…
Дмитрий ничего не сказал. Только улыбнулся и вздохнул глубоко, глубоко до боли.
Слова бабы Наташи отозвались лаской в отверженном сердце Дмитрия. Вечером он первым сел за стол и раскрыл книгу, делая вид, что учит уроки. Стали подходить ученики: пришли Катя с сестрой Ниной, вот уселись мордовские девушки – Вера и красавица Люба, пришли парни и девушки. Насти не было.
Права старая баба Наташа – сказочная царевна эта Люба, красивая, губы яркие, как вишни, глаза синие с бирюзовой поволокой и затаённые, а волосы – коса пшеничная с бронзовым отливом. А стать, стать – хоть картину пиши: тонкая белая шея, стройная грудь, сама из себя мягкая.
Димка оторвался от книги и посмотрел на Любу, та заглянула ему в глаза и остановила пригляд. Взгляд достал до глубины и отозвался в естестве парня обещанием сладкой красоты и покорности. Он всем существом понял – она согласна быть его девушкой и любит его. Права премудрая старуха!
Осталось совсем мало: обычно подходят к понравившейся девице сзади и берут за плечи. Та громко говорит: «Уйди, дурак, дурак!» Но это для вида. На самом деле всё впереди: парень выходит в парк, минут пять погодя, выходит на свидание и зазноба. Если она не приходит, то это, значит: она не хочет быть девушкой парня. Просто и ясно.
« Вот, вот сейчас встану и возьму Любку за плечи, - думал Димка, - выбегу в парк, придёт она - и всё. Кончится моё мучение! Начнутся новые поцелуи, вздохи, слова…» На такие слова в сердце загудело эхо совести: « А как же дорогие первые слова «любимый», «люблю»? Куда их деть из себя? Ластиком в сердце то, что есть, не сотрёшь… А глаза Настеньки! Сколько раз они светили тебе в трудную минуту… И их не будет! Будут другие, чужие… Не надо чужих, они холодные, мёртвые, когда есть родные… Нет! Никогда! Только Настя…»
В Димке оставалась и была чистой та первая связь солюбви, открытая холодным вечером Ангелами там у оврага. Он встал из-за стола, сунул исписанные листки в книгу и ушёл с посиделок в комнату.
*- Кинокрут – прозвище друга киномеханика;
*- обелетчивать ( местное) – продавать входные билеты;
*- кулдыкать – издавать звук курышкой, глухо стукнуть;
*- щеколда ( местное) – навесной запор на двери ( калитке, воротах);
*- болячка ( местное) – здесь случай, оказия, неприятное происшествие;
* - назузыкать (местное ) – наговорить, рассказать, посулить, убедить;
*- ремствовать ( местное ) – восставать, противиться, буянить, ругаться;
*- скукситься ( местное ) – обидеться, сделать сонную мину, расстроиться;
*- брылы – губы, большие губы, что- либо отвислое;
*- отлячить (местное) – отодвинуть от себя, отпустить от себя, свесить, оттопырить;
*- нечистые (местное ) – беси, черти, крестная сила, нечисть.
ПЕРЕХОД К ЧАСТИ 8 http://www.stihi.ru/2020/01/16/8997