Я опускаю руки. Мой взгляд опёрся на белую стену.
Ты можешь сказать, что многое поменяется, если исчезну...
Что я повлияю на что-то, по утру превратившись в пену,
А к вечеру оказавшись под тяжелой землей в бездне.
Что ты надо мною будешь лить слёзы, что их и другие прольют...
Не лейте, славные. Я не цветочек. Я гадкий сорняк.
Не могу просить. Могла бы... салют!
Полюбуйтесь — толку больше теперь.
Жизнь моя, как сквозняк —
без оправданий закройте дверь.
Какая честь мне предстоит... Последний вдох...
Небо красочнее, чем когда-либо;
Приятно колок чертополох;
Ветер окутывает переливом
Цвета милого, ласкового;
Солнце обнимается с луной;
Облака-актёры скинут маски;
Природой принята, как некто свой...
Природой принята. И ею зарыто
Бездыханное васильковое тело.
На камне моем повесьте — "закрыто" —
Табличку, чтоб никого здесь
Не выплакало, не выпило, не запело;
Не вырвало —
Никто не станет убираться,
Тем более поселившаяся там
Молчаливая Прострация,
Клавшая и на порядок, и на бедлам.
Моими руками картины
Были...
Моими руками песни
Тоже...
И всё оно было рутины
Куском сухим и пресным,
Частично расставленным между пылью,
Хотя, и на пыль поставить можно.
Какие здесь таланты?
Не видите, как мне нехорошо или плоховато?
Кажется, бантиком...
Но я бантом
Украшаю петлю для повешения — чтобы не прибавлять забот, так, "по блату",
Чтобы спокойнее было друзьям и ответственным.
Не видите, что я, смеясь, дрожу
От страха статики:
Усталое сердце медленно движется,
Скользит, как по ножу...
Говорю: мне — сгинуть!
А думаю о близких людях, о далёких звёздах —
И как непросто...
Тело остынет.
Душа не уйдет — она в заперти,
Вертится неугомонно в груди,
Сходит с ума, выслушивая ваши скорби,
Выходит из себя, выходит опять,
Как матрёшка, выворачивается раз за разом,
Оболочку горбит,
Хочет умолять,
Просить выпустить, только — вот, зараза!
Никакого голоса...
И всё в швах
И полосах,
И трясётся взмах
Руки худенькой... "Не хочу. Не нужно."