Звёздный покров нежностью сияния обнимал небеса.
Вечерняя дрема побуждала раствориться в красоте, наполнившись великолепием образов, лики которых даровал сад Та...
Дева присев у родника очами души созерцала переливы бегущей воды, рождающие в своём сиянии гамму небесных сфер, шёпотом гласящих сказ.
Богумир любовался умиляющим ликом девы. Её дивные завитки волос, волнами света озаряли глубиную суть родника...
- Милая моя, свет моих очей! -молвил старец ,мысленно обнимая Та.
- Благостен миг, дабы явить ещё одну грань познания вечного бытия...
Богумир коснулся устами чела девы, яви в многоцветии огненный образов, стелящие дивен сказ.
Та,погрузилась в некое пространство. Её очи явились двух дев, взявшись за руки идущих путь... Внутренняя суть Та, осознавал себя в одном из двух явленых ей образов.
Мгновеньями она созерцала деяние сестры. Внутренний голос, являл мысль которая освещать виденое девой, и раскрывает зримую сей миг суть...
Две подруги шли по полуразрушенному пространству, комнаты одна меняла другую. И во всем явленом процветала разруха. Старинные образы были изувечены, разрушены временем. И тем, что являло его суть...Кто-то толкнул Та, неуклюже пробегая мимо. Это был юноша, в одежде рабочего-строителя... Он указал на появившуюся дверь. Путь двух дев зашёл в тупик, дверь явила образ решетки и была закрыта на замок... Голос пояснил, что там, за этой дверью "уборная" (туалет)(да, "дивный источник", вопрос чего?) ... Дверь отварилась... Но девы не спешили в неё войти...
Та, её суть созерцала поведение подруги. Комната изменила свой лик. Высокие сводчатые потолки, напоминали тунель. Огромные глубокие ниши, загадочно проявили свои очертания...
Та, созерцая, как её подруга стоя перед одной из настенных нишь и громко "лаяла"...
Та, сменив фокус зрения глубиной своей души понимала, что в той самой нише явлен образ Будды...
Мыслеформы медленно плыли перед очами девы.
Следующее мгновение лицо её подруги стало печальным и слезы омыли её глаза.
Та, мысленно обняла плачущую подругу . В следующее мгновение обе путницы, шли по прекрасной улице дивного Древнего города...каждая из двух подруг избрал свой путь... Солнечный день, пение птиц... Перед взором Та, предстал источник. Основание колодца выложено большими камнями... Между каменьев ростет зелёный сочный мох... Вся площадь окружена каменной стеной, большая часть которой покрыта виноградный лозой, образуют дивный живой хитон... Набрав чашу воды из явленного колодца, Та зрит лик кота шагающего по виноградной лозе.... В небесной сиянии словно из неоткуда появляется образ огромного изумрудного попугая...
Мысль Та, гласит - он так прекрасен.. . Ещё мгновенье, и дева ощущает как,
птица взлетает с правого плеча Та... Надо прикрыть окно...
Богумир улыбаясь морщинками глаз, любовал свою Деву. Та вновь вернулась в прекрасный сад. Но сейчас в ней раскрыла ещё одна грань...
Красота речи, явленой глубинной сутью, в сиянии сердца или "собачий лай" ... Два пути... Всяк волен выбирать сам, к какому источнику держит путь.. .С пониманием того, что его там ждёт...Ибо именно явленая речь приводит слушателя к тому источнику из которого она рождена... Подымая душу слушателя или опуская её... Являя дивный небесный сад, полненый красоты или любви... Или шлифуя заученые фраза,взятые из земных библиотек... Суть которых - пустота...
К. Бальмонт.
Я - изысканность русской медлительной речи,
Предо мною другие поэты - предтечи,
Я впервые открыл в этой речи уклоны,
Перепевные, гневные, нежные звоны.
Я - внезапный излом,
Я - играющий гром,
Я - прозрачный ручей,
Я - для всех и ничей.
Переплеск многопенный, разорванно-слитный,
Самоцветные камни земли самобытной,
Переклички лесные зеленого мая -
Все пойму, все возьму, у других отнимая.
Вечно юный, как сон,
Сильный тем, что влюблен
И в себя и в других,
Я - изысканный стих.
Прощание с древом
Я любил вознесенное сказками древо,
На котором звенели всегда соловьи,
А под древом раскинулось море посева,
И шумели колосья, и пели ручьи.
Я любил переклички, от ветки до ветки,
Легкокрылых, цветистых, играющих птиц.
Были древние горы ему однолетки,
И ровесницы степи, и пряжа зарниц.
Я любил в этом древе тот говор вершинный,
Что вещает пришествие близкой грозы,
И шуршанье листвы перекатно-лавинной,
И паденье заоблачной первой слезы.
Я любил в этом древе с ресницами Вия,
Между мхами, старинного лешего взор.
Это древо в веках называлось Россия,
И на ствол его — острый наточен топор.
Звук
Тончайший звук, откуда ты со мной?
Ты создан птицей? Женщиной? Струной?
Быть может, солнцем? Или тишиной?
От сердца ли до сердца свеян луч?
Поэт ли спал, и был тот сон певуч?
Иль нежный с нежной заперся на ключ?
Быть может, колокольчик голубой
Качается, тоскуя сам с собой,
Заводит тяжбу с медленной судьбой?
Быть может, за преградою морей
Промчался ветер вдоль родных полей
И прошептал: «Вернись. Приди скорей».
Быть может, там, в родимой стороне,
Желанная томится обо мне,
И я пою в ее душе на дне?
И тот берущий кажущийся звук
Ручается, как призрак милых рук,
Что верен я за мглою всех разлук.
Капля
В глухой колодец, давно забытый, давно без жизни и без воды,
Упала капля — не дождевая, упала капля ночной звезды.
Она летела стезей падучей и догорела почти дотла,
И только искра, и только капля одна сияла, еще светла.
Она упала не в многоводье, не в полногласье воды речной,
Не в степь, где воля, не в зелень рощи, не в чащу веток
стены лесной.
Спадая с неба, она упала не в пропасть моря, не в водопад,
И не на поле, не в ровность луга, и не в богатый цветами сад.
В колодец мертвый, давно забытый, где тосковало без влаги дно,
Она упала снежинкой светлой, от выси неба к земле — звено.
Когда усталый придешь случайно к тому колодцу
в полночный час,
Воды там много, в колодце — влага, и в сердце — песня,
в душе — рассказ.
Но чуть на грани земли и неба зеленоватый мелькнет рассвет,
Колодец меркнет, и лишь по краю — росистой влаги
белеет след.
В звездной сказке
Я видел ибиса в моем прозренье Нила,/Египет, части души:Иб-"сердце" /
Фламинго розовых и сокола, что вьет
Диск солнца крыльями, остановив полет,
Являясь в реянье как солнечная сила.
Тропическая ночь цикадами гласила,
Что в древней Мексике сама земля поет.
Пчела индийская мне собирала мед,
И были мне цветы как пышные кадила.
В Океании, в ночь, взносился Южный Крест.
И птица-флейта мне напела в сердце ласку.
Я видел много стран. Я знаю много мест.
Но пусть пленителен богатый мир окрест,
Люблю я звездную России снежной сказку
И лес, где лик берез — венчальный лик невест.
Русский язык
Язык, великолепный наш язык.
Речное и степное в нем раздолье,
В нем клекоты орла и волчий рык,
Напев, и звон, и ладан богомолья.
В нем воркованье голубя весной,
Взлет жаворонка к Солнцу — выше, выше.
Березовая роща. Свет сквозной.
Небесный дождь, просыпанный по крыше.
Журчание подземного ключа.
Весенний луч, играющий по дверце.
В нем Та, что приняла не взмах меча,
А семь мечей в провидящее сердце.
И снова ровный гул широких вод.
Кукушка. У колодца молодицы.
Зеленый луг. Веселый хоровод.
Канун на небе. В черном — бег зарницы.
Костер бродяг за лесом, на горе,
Про Соловья-разбойника былины.
«Ау!» в лесу. Светляк в ночной поре.
В саду осеннем красный грозд рябины.
Соха и серп с звенящею косой.
Сто зим в зиме. Проворные салазки.
Бежит савраска смирною рысцой.
Летит рысак конем крылатой сказки.
Пастуший рог. Жалейка до зари.
Родимый дом. Тоска острее стали.
Здесь хорошо. А там — смотри, смотри.
Бежим. Летим. Уйдем. Туда. За дали.
Чу, рог другой. В нем бешеный разгул.
Ярит борзых и гончих доезжачий.
Баю-баю. Мой милый. Ты уснул?
Молись. Молись. Не вечно неудачи.
Я снаряжу тебя в далекий путь.
Из тесноты идут вразброд дороги.
Как хорошо в чужих краях вздохнуть
О нем — там, в синем — о родном пороге.
Подснежник наш всегда прорвет свой снег.
В размах грозы сцепляются зарницы.
К Царь-граду не ходил ли наш Олег?
Не звал ли в полночь нас полет Жар-птицы?
И ты пойдешь дорогой Ермака,
Пред недругом вскричишь: «Теснее, други!»
Тебя потопит льдяная река,
Но ты в века в ней выплывешь в кольчуге.
Поняв, что речь речного серебра
Не удержать в окованном вертепе,
Пойдешь ты в путь дорогою Петра,
Чтоб брызг морских добросить в лес и в степи.
Гремучим сновиденьем наяву
Ты мысль и мощь сольешь в едином хоре,
Венчая полноводную Неву
С Янтарным морем в вечном договоре.
Ты клад найдешь, которого искал,
Зальешь и запоешь умы и страны.
Не твой ли он, колдующий Байкал,
Где в озере под дном не спят вулканы?
Добросил ты свой гулкий табор-стан,
Свой говор златозвонкий, среброкрылый,
До той черты, где Тихий океан
Заворожил подсолнечные силы.
Ты вскликнул: «Пушкин!» Вот он, светлый бог,
Как радуга над нашим водоемом.
Ты в черный час вместишься в малый вздох,
Но Завтра — встанет! С молнией и громом!