«…И в небесах я вижу Бога»
«И остался Иаков один. И боролся Некто с ним до появления зари; и, увидев, что не одолевает его, коснулся состава бедра его и повредил состав бедра у Иакова, когда он боролся с Ним. И сказал: отпусти Меня, ибо взошла заря. Иаков сказал: не отпущу Тебя, пока не благословишь меня». Так написано в книге Бытие. Глава 32-я. Бог благословил Иакова.
Когда я думаю о Лермонтове, о его богоборчестве, я невольно вспоминаю этот эпизод из Ветхого Завета. Конечно, судьбы разные, времена и личности не похожи друг на друга. Разве что можно заметить внешнее подобие: Лермонтов хромал, как и Иаков (но совершенно по другой причине: в манеже юнкерской школы молодого поэта ударила копытом необъезженная лошадь). Но создаётся впечатление, что Лермонтов всю жизнь вёл разговор с Богом, спорил с Ним, вопрошал: отчего на такой прекрасной Земле, созданной Всевышним Творцом, Он допустил столько страданий? И не столько просит благословения, сколько помощи в разрешении больных вопросов. А вопросов не счесть.… И уже в 14-летнем возрасте юноша в стихотворении «Молитва» восклицает, и признаётся, и исповедуется:
Не обвиняй меня, Всесильный,
И не карай меня, молю,
За то, что мрак земли могильный
С её страстями я люблю;
За то, что редко в душу входит
Живых речей Твоих струя;
За то, что в заблужденье бродит
Мой ум далёко от Тебя;
За то, что лава вдохновенья
Клокочет на груди моей;
За то, что дикие волненья
Мрачат стекло моих очей;
За то, что мир земной мне тесен,
K Тебе ж проникнуть я боюсь,
И часто звуком грешных песен
Я, Боже, не Тебе молюсь.
Но угаси сей чудный пламень –
Всесожигающий костер,
Преобрази мне сердце в камень,
Останови голодный взор.
От страшной жажды песнопенья
Пускай, Творец, освобожусь,
Тогда на тесный путь спасенья
К Тебе я снова обращусь.
Через три года поэт скажет более определенно о мире, в котором живёт, где «носит всё печать проклятья, где полны ядом все объятья, где счастья без обмана нет».
Я думаю, боль и разочарование, чреватые демонизмом, овладевали Лермонтовым из-за того очарования, вернее, от воспоминания о нём, которые связаны с детством и ранней потерей любимой матери. Мария Михайловна ушла из жизни, когда её ребёнку было только два с половиной года. Но он на всю жизнь запомнил: она пела ему колыбельную песню! И всю жизнь он точно пытался вспомнить эту песню и ангельский голос мамы, как высшую чистоту, свет и гармонию. Как Лермонтову не хватало на этой земле утерянной чистоты, света, гармонии… Высшей, божественной справедливости. Не случайно гений XX века Борис Пастернак назвал стихотворение «Ангел» лучшим в мире лирическим стихотворением!
По небу полуночи ангел летел,
И тихую песню он пел;
И месяц, и звёзды, и тучи толпой
Внимали той песне святой.
Он пел о блаженстве безгрешных духов
Под кущами райских садов;
О Боге великом он пел, и хвала
Его непритворна была.
Он душу младую в объятиях нёс
Для мира печали и слёз.
И звук его песни в душе молодой
Остался – без слов, но живой.
И долго на свете томилась она,
Желанием чудным полна,
И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни земли.
Возникает острое чувство одиночества: «И скучно, и грустно, и некому руку подать в минуту душевной невзгоды…» И тогда поэт обращается к молитве – но не без помощи всё-таки искренних друзей. По воспоминаниям Смирновой – Россет, Мария Щербатова советовала Мишелю молиться, когда у него бывает тоскливо на душе, склоняться в любви перед Богом. И поэт, не споря, отдавался молитве и находил в ней утешение и просветление. Удивительно, (и это отметил ещё Белинский), как из того же самого духа поэта, из которого вышли «безотрадные, леденящие сердце человеческие звуки», из того же самого сердца вышла и эта молитвенная мелодия надежды, примирения и блаженства!
В минуту жизни трудную
Теснится ль в сердце грусть,
Одну молитву чудную
Твержу я наизусть.
Есть сила, благодатная
В созвучье слов живых,
И дышит непонятная,
Святая прелесть в них.
С души как бремя скатится,
Сомненье далеко –
И верится, и плачется,
И так легко, легко...
Увы, таких минут, когда ему было легко, легко, не много мы можем насчитать… И снова вопросы, и горечь, и спор с Творцом, и ожидание ответа. И – неразрешимость…
Я невольно обратил внимание на то, что Лермонтов в основном обращается к Богу Отцу, к Творцу, к Всевышнему, к Богу Ветхого Завета. «Не обвиняй меня, Всесильный…», «Творец, на то ли я звучал струнами, на то ли создан был певец?», «И как я мучусь, знает лишь Творец…», «Когда б в покорности незнанья нас жить Создатель осудил…», «Я долго Богу докучал…», «Поведать, что мне Бог готовил, зачем так горько прекословил надеждам юности моей?», «Но пред судом толпы лукавой скажи, что судит нас Иной», «И пусть меня накажет Тот, кто изобрел мои мученья…». И, наконец, горечь признанья:
Я не для ангелов и рая
Всесильным Богом сотворён;
Но для чего живу, страдая,
Про это больше знает Он.
Не знаю, гордыня ли это, но все богоборческие строки Лермонтов обращает ко Всевышнему, к Богу Отцу, точно к самой высокой инстанции. Но зато в своих молитвах он, даже не называл имени Иисуса Христа, молится Богу Сыну и Божией Матери. Особенно когда это молитва за других. Образ Спасителя появляется в стихотворении «Стансы»:
Но слаще встретить средь моленья
Её слезу очам моим:
Так, зря Спасителя мученья,
Невинный плакал херувим.
А в стихотворении «Ночь» поэт даёт слово Ангелу: «…жди, пока придет Спаситель – и молись… Молись, страдай, – и выстрадай прощенье…». Но особенно трогательна и пронзительна молитва не за себя, а молитва за другую душу, обращённая к «тёплой Заступнице мира холодного».
Окружи счастием душу достойную,
Дай ей сопутников, полных внимания,
Молодость светлую, старость покойную,
Сердцу незлобному мир упования.
Срок ли приблизится часу прощальному
В утро ли шумное, в ночь ли безгласную,
Ты восприять пошли к ложу печальному
Лучшего ангела душу прекрасную.
Вероятно, в стихотворении идет речь о любимой девушке – Вареньке Лопухиной – это мольба о счастье ее, о ее душе. Обратите внимание, поэт, всегда говорящий о своих болях, страстях, здесь отступает на второй план («не за свою молю душу пустынную, за душу странника в свете безродного»). Главное здесь – образ «героини» – её чистота и беззащитность перед холодным, жестоким миром. В мыслях о ближнем, в молении за него – выход для поэта к истинной жизни, к истинной любви.
От молитвы до покаяния не так уж далеко, А значит, и просветление, и утешение, и – спасение! Опять будут и сомнения, и споры, и заблуждения. У 15-летнего Миши я нахожу строки, которые он мог бы написать и в конце своей короткой мучительной жизни:
Если таешь ты в страданье,
Если дух твой изнемог,
Но не молишь в покаянье, –
Не простит великий Бог!..
А вот ещё один всплеск этого высокого прозрения молодого поэта. Редкая в его творчестве светлая тональность, мотив гармонии человека и Вселенной:
Есть чувство правды в сердце человека –
Святое вечности зерно;
Пространство без границ, теченье века
Объемлет в краткий миг оно.
И Всемогущим мой прекрасный дом
Для чувства этого построен, –
И осуждён страдать я долго в нём,
И в нём лишь буду я спокоен.
Характерна последняя строка о покое в душе человека.
Не менее показательны и строки из стихотворения «Когда надежде недоступный…» – как переход от юности к зрелости. Юношеская мечта уступает место трезвому самоотчету. Бог, утешая, наставляет героя на трудный путь, на котором его ждут новые испытания. «Твоё блаженство было ложно».
Душа прозревает истинный, высокий путь. Но Лермонтов по-прежнему не видит, не чувствует рядом близкой, родной души. И не потому ли его предсмертный шедевр открывается строкой: «Выхожу один я на дорогу…» А путь – непростой, путь «кремнистый». А где же люди? Где земля в лесах, садах, в ручьях? Пустыня. Одна пустыня внемлет Богу. Где души человеческие? Только одни звёзды. И звезда с звездою говорит… А когда же люди заговорят друг с другом – на языке добра и любви? Это только в небесах – торжественно и чудно! И поэт мечтает лишь о том, чтоб ему про любовь сладкий голос пел! И ещё: «Надо мной чтоб, вечно зеленея, тёмный дуб склонялся и шумел». А это и есть великий памятник Лермонтова, в отличие от всех Памятников – Горация, Державина, Пушкина и других!
Когда создаются строки лермонтовского «Пророка», поэт в них говорит и о себе, о главном в своей жизни:
Провозглашать я стал любви
И правды чистые ученья:
- В меня все ближние мои
Бросали бешено каменья.
Но если не люди, то сама природа, Божье творение, с ним и он с ней, помогает ему обрести надежду на счастье и веру в Бога!
Когда волнуется желтеющая нива,
И свежий лес шумит при звуке ветерка,
И прячется в саду малиновая слива
Под тенью сладостной зелёного листка;
Когда, росой обрызганный душистой,
Румяным вечером иль утра в час златой,
Из-под куста мне ландыш серебристый
Приветливо кивает головой;
Когда студёный ключ играет по оврагу
И, погружая мысль в какой-то смутный сон,
Лепечет мне таинственную сагу
Про мирный край, – откуда мчится он, -
Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе, -
И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу Бога...