На берегу маленькой речки, такой неширокой, что летом она в ручеек превращалась, стоял дом. У дома в саду рос некогда могучий дуб, и за садом ближе к речке - лежал огромный камень.
Камень оброс мхом и травою, и на нем даже куст укоренился и торчал хохолком на его плешивой голове. Камень и походил на древнего деда: небритого, в морщинах, и из него в буквальном смысле сыпался песок. А когда-то он был вершиною скалы, которая цеплялась за тучи, и не было на земле ничего ее прочнее.
Однако старость берет свое, и вот уже камень всего лишь кусок скалы и через какое-то время он превратится в песок, и будет его швырять ветер, который, ударяясь о скалу, начинал выть от боли и метаться в поисках другой дороги.
Камень много помнил и думал, но мысли его были тяжелые и долгие, как и жизнь его. Камень вспоминал прикосновение людских рук. Они грели его, как летние лучи солнышка. Ах, как он любил теплое лето, чтобы можно было погреть свои холодные бока! И ему, как всякому старцу, было приятно, когда по нему ползали дети, и оттого на нем не рос уже мох. Он был словно выбрит, и даже трещинки – морщинки разглаживались. Но камень не мог ответить лаской: он был очень медлительный и с тяжелым характером. И потому с камнем никто не хотел общаться. Кроме одного старика…
На хуторе, в обветшалом доме один старик век доживал. Старик дремал на завалинке, или на скамейке – под дубом. Старик грелся на солнышке, щуря свои слезившиеся, слабо видевшие глаза. Он, порой, не снимал своих валенок и летом. Он что – то чертил на пыли палкой. Может, за долгие годы он понял смысл жизни, любви, смерти и писал их формулы? Но чем дольше жил старик, тем меньше он понимал, в чем смысл его личной жизни. Для чего он - дед Матвей, уже девяносто лет, топчет ногами землю?
- Ну, здравствуй, старик! – приветствовал камень дед Матвей.
Камень был огромный – выше деда Матвея. – Какой ты древний, мхом оброс, еще полежишь с десяток миллионов лет, и борода вырастет.
Вот так, при каждой встрече шутил дед Матвей над камнем – хотя они были давними приятелями.
- Развалился здесь и толку от тебя нет никакого, - ворчал дед Матвей. – Никому ты не нужен, так же как и я – старые мы с тобою. С рекой хоть посудачить можно, вон она, какая говорливая, а из тебя и слова не вытянешь. Камень, ты и есть – камень. А под лежачий камень и вода не течет. Ну и лежи себе, на одном боку, пока кто – нибудь тебя не перевернет. А ведь есть такая сила, иначе ты бы здесь не оказался.
Угрюмый ты, небритый и старый, пойду от тебя, - ворчал дед Матвей и уходил. Ему было еще с кем поговорить.
Дуб был очень стар, ему было лет пятьсот. Для камня – это секунды, для дуба – почтенный возраст. Дуб много в жизни пережил, его не срубили, не сожгли.
Он был настолько могуч и величав, что даже самые плохие и жестокие люди не смели причинить ему вреда.
Высок был дуб, красив и строен в молодости, и даже мощные ураганы не могли заставить его кланяться. Он глубоко и крепко вцепился корнями в землю, и если его можно было согнуть и вырвать, то вместе с планетой.
Сейчас же от порывов разбушевавшегося ветра начинала болеть спина, и дуб постанывал, как и все, больные и старые.
«На дуб прилетают, и будут прилетать птицы, пока оно не засохнет. И даже на его сухом плече будет сидеть одинокий и старый ворон, - думал дед Матвей. – Что значу я одинокий человек для вселенной, для планеты, для небольшого пространства в лесной глуши?Ни один листик не дрогнет на дубе - исчезни я из этого мира.
И только дом, когда он остается один, без людей, скучает. Он тяжело вздыхает всем своим нутром, отчего скрипят его бревенчатые углы и пищат жалобно половицы.
Лишь ветер хозяйничать в нем, разгуливая как подвыпивший хозяин: хлопая дверьми и ставнями, шелестя рваными обоями, когда шарит по углам. Словно ищет чего – то и не находит. Потом затягивает унылые песни через печную трубу. Долго поет ветер, пока не засыпает в каком – нибудь углу или, уставший, уплетается из избы, так и не поняв, чего он искал в этих стенах.
Дом пустеет без людей и ветшает быстро. И будет он стоять с дверьми, распахнутыми настежь, как с открытым ртом в недоумении.
Зачем дом, если в нем не живут люди. Зачем разум человеку, если в человеке нет души. Нет вселенной без Бога: Бог построил ее как дом, что бы жить в нем и что бы в нем жили люди, а в людях жили души.
Я не вижу вокруг ни единой души. Вижу землю, реку, дуб, камень, дом.
Почему у России так много врагов, со всех концов света лезут орды на наши бескрайние просторы, от бесконечности которых можно сойти с ума. Но русский дух убить нельзя: он в воздухе, в земле, в воде – им вся пропитана Россия! Россию покорить нельзя! Потому что вместе с людьми, камни, деревья, реки, мороз и дождь – встанут на ее защиту России. И, даже незримый дух земли, дух людей – будет отстаивать свободу земли русской.
Нет ни души, но есть душа земная, - так думал дед Матвей.
Бог тоже думал и размышлял над тем, о чем думал дед Матвей.
… Подошел дед Матвей к камню. И уже не камень лежит перед дедом – скала стоит, на богатыря похожая, в доспехах.
- Это ты был валуном - лежебокой? – спросил у богатыря дед Матвей.
- Долго я лежал на одном месте и устал лежать камнем бездушным, - ответил богатырь тихим, но твердым голосом и обратился к старику: - Пойдем дед Матвей к дубу.
Подошли они к дубу. А дуб – богатырь в зеленых доспехах. А за ним войско, все как на подбор – могучие и бравые молодцы. Перешептывались между собою войны, и этот их шепот всех врагов трепетать заставлял.
И пошли они к реке. И это уже не речка узенькая, а войско на резвых конях и в серебряных кольчугах. И нет этой коннице начало и конца, только шум от копыт коней и отблески от стальных сабель.
Посмотрел дед Матвей на эту силушку природную, и стыдно ему за себя стало, - больного, плохо одетого, немощного старика. И слышит он воду, и слышит он лес, и слышит он землю и камни:
- Ты Матвей, - говорят они, - мудрый человек. И мы выбрали тебя не царствовать, и не повелевать нами, а мыслить. Одевай, дед Матвей свои, доспехи и будь впереди нас.
Зашел в дом дед Матвей, открыл шкаф, там – среди небогатого гардероба – пиджак, с его боевыми наградами висит. Тяжелы рыцарские доспехи деда Матвея, с трудом перешагнул он порог дома своего. Перешагнул и слышит: шумит земля людскими голосами. Не видит дед Матвей никого, но он ощущает присутствие духа миллионов и миллионов.
- Не один я в поле воин, - сказал воодушевленно дед Матвей, - когда я на поле своего отечества стою и мыслю с любовью и заботою о судьбе России и всей земли. Огляделся вокруг Дед Матвей и пригорюнился: старый он стал что бы такую дружину славную за собой вести - молодой витязь нужен.
Стоял дед Матвей усталый и сгорбленный, опираясь руками на посох, и смотрел на небо. Общественное небо – одно на всех. Обетованное небо и делить его не надо, оно такое огромное – на всех место хватит.
Помахал дед Матвей рукою в небеса и потихоньку побрел к дому. Сел на завалинку и стал вспоминать жизнь свою. Это было деду под силу.
1998 г.