Десять писем в Нью-Йорк. Письмо третье

Нина Николенко
ПИСЬМО ТРЕТЬЕ

ПРО ГОРЫ , АРБУЗЫ И СИНЯКИ.

      Я хочу рассказать тебе  о самом  необычном дне своей жизни. Мы  с братом Юрой были в пионерском лагере
     Это было последнее лето нашего детства! Лагерь назывался так же, как и его знаменитый тёзка  на черноморском  побережье, «Орлёнок». Только от Кисловодска, где  мы находились, до Чёрного моря было не меньше ста шестидесяти километров! Это от центра города! Не знаю, по  прямой, или по кривой, но старший  вожатый назвал именно эту цифру, когда кто-то спросил, а далеко ли до моря? Наш «Орлёнок»  располагался немного в стороне, близ станции «Белый уголь», среди  лысых сопок, похожих на шлемы осетинских батыров. На них  совсем  не было деревьев, только трава. А вокруг территории лагеря частоколом, как витязи морские со своим дядькой , стояли высоченные пирамидальные тополя. Их остроконечные пики было видно издали! А внутри, за высокой металлической оградой, росли ивы. Они были очень старые, раскидистые и в их тени так хорошо было прятаться от жаркого солнца!   Я любила читать  под одной из них. Сидишь, как Шамаханская царица, в зелёном шатре и сквозь ажурные ветки видишь  всех и всё. А тебя могут и не заметить!
    Здесь же, неподалёку от главного корпуса, было большое озеро, окружённое берёзами, и опять-таки ивами. Оно походило на лунный камень, в оправе хризолитов с  изумрудами. Здесь, на озере,  были   прогулочные  лодки. Они очень  красиво назывались, «берёзки»! Не знаю, почему и кто так придумал, но кататься на них было здорово! По крайней мере, нам, старшеотрядникам, это разрешалось. Под присмотром вожатых конечно! До сих пор помню  приятную тяжесть узких, длинных вёсел в руках. Мне нравилось грести. Нравилось ощущать всем телом, как лодочка поддаётся каждому твоему взмаху и уверенно скользит по спокойной озёрной глади. Понятия не имею, было ли это озеро искусственным, или природным, но само  место, где находился лагерь, осталось в памяти  каким-то островом сокровищ, полным впечатлений, приключений, верной  дружбы и вечной любви к новым друзьям, к своему вожатому и к мальчику, с продолговатыми карими глазами… Я помню, его звали Серёжа Сингаев. И он здорово играл в волейбол. Высокий, загорелый, подтянутый, с тёмно-русыми, слегка вьющимися волосами! Все девчонки за ним бегали. Кроме меня. Я   вида не показывала. Ещё чего!  Девочка гордая была. Потом, уже после смены, когда мы все разъехались по домам, он написал мне письмо. Я ответила. И ещё на одно. А  через месяц   наша переписка прекратилась. Я влюбилась в другого мальчика, из параллельного класса. Мы,  девчонки,  тоже непостоянными бываем!
   Ну вот, отвлеклась! Вернусь снова к тому дню, который буду помнить  всегда, сколько бы ещё не пришлось жить на этом свете.
  Утром, Александр Михайлович, наш вожатый, собрал нас в тесный кружок  возле корпуса и объявил, что наш отряд участвует в обще - лагерном  конкурсе. Нужно было сделать, из подручных материалов, макет  какой-нибудь планеты. После завтрака мы, человек пять или шесть, не помню,  отправились  с ним  за территорию лагеря, в ту сторону, где рос небольшой лес, в основном из молодых  дубов и сосен, собирать этот самый подручный материал. Сланцы, какие-то камни, мох, жёлуди, сосновые шишки, всего этого добра мы набрали целую сумку! Плюс, к этому, нарвали разных цветов.  Александр Михайлович, уже по возвращению в лагерь, принёс откуда-то  квадратный кусок трёхслойной фанеры и две больших пачки цветного пластилина. И работа закипела!
   Знаешь,  придумывать планеты и творить их собственными  руками очень даже интересно! Через пару часов   упорного труда и многочисленных споров, на нашей Сепульке  возникли  совершенно  нереальные  синие  горы,  потекли лимонно-жёлтые реки, выстроились замысловатые каньоны,  выросли  неземные деревья, и разбрелись по всей поверхности диковинные животные…    Мы с восторгом смотрели на результат совместного труда  и уже не хотели  отдавать своё детище  в штаб, понимая, что оно там и останется.   Но отнести Сепульку  на рассмотрение конкурсной комиссии всё - таки  пришлось. Представь себе, мы заняли первое место!  Нашему отряду вручили  большую коробку с тортом и огроменный арбуз!
   Торт мы съели на полдник, а вот арбуз Александр Михайлович зажулил.  Нет, нет, не подумай плохо про нашего обожаемого всеми Шурика!  Он  зажулил его на время! Сказал , что арбуз будет очень важной частью большого сюрприза. А насчёт последнего  мы узнаем после ужина. Вот хитрюга! Заинтриговал весь отряд так, что мы по очереди то и дело, подходили к нему и спрашивали, а  что за сюрприз такой, если без арбуза в нём не обойтись? Но вожатый лишь загадочно улыбался и отвечал всем одинаково:
-  В штабе приказали пакет заранее не открывать!
   Ужина мы едва  дождались. И смели его  мгновенно, за считанные минуты! Орлята из других отрядов ещё  стучали ложками по тарелкам с пшённой кашей, щедро сдобренной самым, что  ни на есть, настоящим сливочным маслом,-  ты помнишь его вкус? -  а мы уже компот допивали!  Вышли из столовой и  сразу же окружили со всех  сторон Александра Михайловича, буквально сгорая от любопытства.
-Ну что, орлы и орлицы! - Вожатый на секунду замолчал и, улыбнувшись широко и радостно, закончил. -  Сегодня идём всем отрядом встречать рассвет. Подъём в три часа. Берём с собой одеяла. Будет прохладно. Поднимемся во-о-он на ту сопку,-  он указал на  самую высокую,- и будем ждать солнце!
- Ура-а-а!!!!!!!!!.... 
   Наши крики отразились эхом  от всех вершин  Северного Кавказа.
   Я не помню, легко ли мы проснулись той ночью?  Мне кажется, мы вообще не спали. По крайней мере, в моей палате, а нас там  было шесть девчонок!  Разговоры не стихали очень долго, пока сон не сморил одну за другой.  Болтали обо всём и больше всего боялись, что про нас забудут, не разбудят, и мы останемся в своих кроватях до скончания века, в то время, как остальные пойдут с Шуриком  любоваться  восходом солнца.   Лагерь просыпался  по звуку пионерского горна. А так, как рассвет шёл встречать только наш, самый старший отряд, понятное дело, что специально для нас никто дудеть не будет! 
  Но переживали  мы совершенно напрасно!   Самый лучший в мире  вожатый разбудил всех до одного ровно в три. Мы быстренько оделись, похватали свои суконные одеяла, и  вышли из корпуса. Ночь в предгорье всегда очень тёмная. Наверное, про такие ночи и говорят: хоть глаз выколи! Но та ночь была совершенно другой. Потому, что в небе, как огромный фонарь низко  висела  лимонно-жёлтая луна, покачиваясь  на ивовых ветках и заливая всё вокруг нереально-прозрачным светом.   Знаешь, про такую ночь хочется сказать совершено иначе:  это лучшее время для чудес!  Обожаю такие ночи! Вообще то, человек начал разгуливать в темноте совсем недавно. Всего каких-нибудь   полсотни тысяч лет назад! А до этого, как только садилось солнце, все забирались в пещеры и носа не высовывали. Не помню, откуда это в моей памяти?..   
  Слава богу, моё детство проходило   не в пещерные времена, и гулять под луной, тем более с вожатым, было здорово! Правда, было холодно. Вот тут одеяла и сгодились!  Мы завернулись в них, как куколки бабочек-капустниц, и двинулись вперёд, за нашим Шуриком, который, одеяло нёс скатанным на плечах, а в руках сетку - авоську  с наградным  арбузом!  Мы его съедим на рассвете, когда солнце встанет. Об этом он нам  сразу  сказал, как только вынес его из своей палаты.
  С территории лагеря  ближайшие сопки казались нам  низкими и пологими. Наши мальчишки  прозвали их  котелками. Потому, что они и в самом деле  напоминали перевёрнутые походные котелки. Не все же осетинские сказки читают! Но теперь, при подъёме на одну из них, мы вдруг почувствовали, что всё далеко не так, как это кажется со стороны. Котелок оказался достаточно крутым, нам  стало жарко, а мышцы ног от напряжения  быстро стали  уставать.  Мы, по примеру вожатого,  скатали свои одеяла и повесили  на плечи. Шли по узкой тропинке, гуськом, друг за другом, с обеих сторон росла густая, короткая трава. В лунном свете она казалась бархатной и мягкой. Так и хотелось поваляться! Но об этом не могло быть и речи.  Вперёд и только вперёд, пока солнце не проснулось.
  И вот, наконец - то,  мы оказались на  самом верху котелка.. Все сразу же, облегчённо попадали на траву, бросив на неё одеяла . И  какое же  это было блаженство - лежать на спине, раскинув руки и смотреть в звёздное южное небо! Ощущение полёта, бесконечности всего и вся, вне времени и вне  пространства. Мир был распахнут настежь, и он был прекрасен! Так бы лежать и лежать в этой мягкой траве и парить, парить над ним…
  Но всем хотелось пить!  Вожатый, не дожидаясь рассвета,  разрезал арбуз на равные части, по количеству голов и ничего слаще арбуза, чем этот, лично я, никогда в жизни больше не ела. Мы все сидели на корточках,  как китайские болванчики, и у каждого в руках было по огромному арбузному ломтю! Он таял во рту, наполняя тело сладкой влагой, сок бежал по пальцам  и крупными каплями падал в траву, прямо  к ногам. Когда  от арбуза остались одни корки, которые мы дружно побросали в ту  самую авоську, в которой  он совершил своё первое и последнее в жизни восхождение, мы снова начали мёрзнуть.  Разгорячённые тела остыли, и плотные суконные одеяла оказались  очень даже кстати!
  Вожатый сказал всем повернуться лицом на восток, туда, где в тающей ночи  чётким контуром, далеко на горизонте, прорисовывались горы. Настоящие горы! Красавец Эльбрус и двуглавый Казбек, а  рядом вершины поменьше.  Эта горная гряда напомнила мне сказку «Волшебник Изумрудного города». Уверена, ты её тоже читал! Помнишь, там  описывались  Кругосветные горы, за которыми скрывалась удивительная, сказочная страна? А может быть и за этой цепью вершин  находится совсем иной мир, полный чудес и приключений? Так думала я, плотно закутавшись в своё одеяло  и  в оба глаза рассматривая  Кавказский хребет. Я сидела между двумя Юрками, облокотившись на свои колени, и пристально вглядывалась  в быстро светлеющую даль. Здесь, на вершине сопки, мы были ещё в ночи, а там, впереди, уже  зарождался  новый день…
   Удивительно, все остальные тоже молчали, даже самые болтливые, и  так же, как и я, вглядывались в горную гряду. Каждый думал о своём…
   И вот, между двух вершин  Казбека светлеть стало быстрей, чем справа и слева  от них. И свет этот становился  всё ярче и ярче, блики побежали по небосводу от бледно-лимонных, и нежно - розовых, до  золотисто-красных,  как сполохи костра в ночи, и вдруг,  над  снежными горными  папахами показалась кромка солнечного диска! И чем выше поднималось само светило, тем ярче и фантастичней, всеми цветами жёлтого и красного полыхало небо над горами. Вот засверкали гигантскими алмазами,  под его  лучами древние ледники, а  бледно-сиреневое небо над  рассветным заревом,   стало буквально синеть на глазах, тут же приобретая чистый  цвет  моих любимых незабудок, которых когда-то было полным-полно в бабушкином  саду…
  Румяная заря, обласкав вершины «могучего царя Кавказа», так  назвал когда- то Казбек  Лермонтов, переметнулась к более молодому красавцу Эльбрусу -ох уж эти женщины-  и мы снова открыли рты, любуясь, как сама природа огромной кистью, прямо на наших глазах, пишет величавое, потрясающее своим великолепием , полотно.
  Чем выше поднималось солнце, тем сильней пахла трава на склонах нашей пологой вершины, и под нашими ногами.  Запах был такой пряный, что просто кружилась голова!
  Я потом уже узнала, что это был запах чабреца и душицы. Много лет, живя на Дальнем Востоке,  вспоминала его, искала среди таёжных трав и не находила, и    только, вернувшись снова на Кавказ, в один из своих отпусков, снова полной грудью вздохнула знакомый пряный аромат и слёзы сами потекли по щекам.
  А в то замечательное утро, я  изо всех сил старалась скрыть их от своих друзей. Мне не хотелось, что бы кто-нибудь, вдруг, да посмеялся надо мной. Ты ведь понимаешь меня?
  Когда утро окончательно вступило в свои права, вдвойне обожаемый всеми нами  Шурик, который за эту ночь поднялся в наших глазах выше самого Эльбруса, сказал, что пора возвращаться в лагерь. Как же   это  было  печально и грустно! Но грусть была тихой и светлой.
  Последнее, что я помню про этот день, так это наша с обоими Юрками,  глупость.
  Глядя на мягкую траву-мураву, мы решили  максимально сократить спуск вниз. Не успел Александр Михайлович  испугаться, как мы, плотно завернувшись в свои одеяла, упали на траву и покатились вниз, по склону. Вот это было зрелище со стороны! Нам потом рассказали. Мы катились кубарем, как туго  скрученные тюки сена и истошно орали на всю округу. Но, не думай, что от восторга!  Под мягким травяным ковром были сплошные камни, камешки, каменюки… Ты бы видел потом наши синяки! Ругать балбесов было уже поздно.  Да и смысл? Когда сами себя так отколошматили!  Врагу не пожелаешь!
  Но всё равно было весело, даже с синяками на руках, ногах и пятой точке!
  Вот такая история,  про один из дней моего уходящего детства… Детства, которое я, без ложной стыдливости, могу назвать прекрасным. Не хочу рассуждать и не буду о том, какое детство сейчас у тех, кому перевалило за пятнадцать, но не исполнилось ещё восемнадцати. Это отдельно-взятая тема. Скажу лишь одно, мне кажется , что у современных мальчишек и девчонок детство заканчивается на выпуске из садика. До семи лет ещё можно увидеть во дворах , на улице, играющую ребятню. А потом всё! Его величество  Интернет делает их своими подданными, очень быстро превращая в маленьких, скрюченных перед экраном компьютера старичков. Без морщин на лице, но  уже с многочисленными  морщинками в душе.
  Сейчас  в  твоём Нью- Орке, мне нравится , как ты называешь этот город,  тёмная ночь.  Точнее, её начало. А у меня день уже завершает свой стремительный бег, стремясь как можно скорей попасть в объятия зимнего вечера.
   Остаётся лишь передать привет твоему далёкому далёко  с дальневосточной стороны!