Я был рождён в конце войны
и окрещён в молельном доме.
Все церкви кем разорены?-
чекистами, как при погроме.
Стояла церковь без креста,
уже метель мела порошей
и от поста и для поста
шли беженцы с заплечной ношей.
Брикеты торфа в печь вложив,
чтоб печь младенца ублажала,
заслонку в небо приоткрыв,
молитву бабушка шептала:
-О, мать Мария, сделай так,
как я прошу тебя старуха.
Когда теперь исчезнет страх?
Где денег взять на повитуху?
Грудного нету молока
у дочери, что воевала.-
Повисли к ночи облака
старославянским покрывалом.
- Пойду на станцию менять
свой самогон я на сгущёнку.
Состав солдатский догонять...
Сгущёнку заверну в клеёнку. -
Так на сгущёнке я окреп,
но всё равно рахит остался.
Уже в Москве с больницей знался,
а вскоре бегал, как атлет.
Поплыли брёвна по реке,
а дед багром ловил их строить
свой дом московский.
Успокоить
жену и дочь. Река - в окне.
Кожухово, там вырос я,
как голубь в теплой голубятне.
А зарубежные края
при памятной увидел дате.
Когда распался СССР,
во Франции я обретался.
Не признавая полумер,
по всяким женщинам метался.
Но понял: за границей жизнь
тупа и скажем однобока.
Беги, поэт!
Судьбой клянись
за православие и Бога!