Дорожные сборы меня касались мало, нередко, звали в дорогу прямо с прогулки во дворе, и начиналось, по моим тогдашним понятиям, долгое-предолгое путешествие в деревню. С папой путешествовать было интереснее, а с мамой – вкуснее, но лучше всего было, когда мы ехали все вместе.
Наш маршрут почему-то пролегал через Петербург. Тогда он назывался Ленинградом, а современное его название я услышал впервые только в школе на уроках истории. Толпы народа, крики носильщиков, и очереди, очереди, очереди. В камеру хранения, за билетами, за колбасой. Колбаса в те времена была дефицитом и в Ленинграде мы её брали по несколько палок. Помню, покупали варёную колбасу, ветчину в «буханках», могли взять баночку-другую-третью майонеза, позже, когда стал постарше, я просил себе купить несколько бутылок диковинной тогда ещё пепси-колы, чтобы было чем угостить деревенских друзей, а об остальном лучше спросить у родителей. Может они ещё что вкусное и полезное покупали, да только я этого не ел – вот и не запомнил. А колбасу запомнил хорошо…
Особенности приобретения дефицитных деликатесов у мамы и папы были разные. Мама предпочитала далеко не ходить – лучше отстоять длинную очередь в магазине возле вокзала и спокойно вернуться обратно, чтобы занять место в зале ожидания. Папа поступал наоборот – он ехал со мной на метро куда-нибудь в Морской музей или на крейсер Аврору, мы с ним прогуливались по Петропавловской крепости или Невскому проспекту, а потом он всё быстро покупал в где-нибудь Пассаже без очередей – их там почему-то не было. Наверное, потому, что рядом отсутствовал вокзал. А потом мы возвращались обратно, чтобы сделать то же самое, что и мама.
Долгое стояние в очередях за билетами я помню только во время нашей достаточно длительной пересадки в северной столице и на обратном пути в Фурманове. В Петрозаводске, видимо у мамы с папой были какие-то знакомые в кассах железнодорожного вокзала или знакомые знакомых. Это называлось волшебным словом – «связи». Посмотрите фильм-сказку Золушка, тот, что при Сталине снимали, и вы всё прекрасно поймёте из уст несравненной Фаины Раневской…
Сидение в зале ожидания сродни стоянию в очереди, так же изматывает. Я вслушивался в объявления об отходящих, приходящих и опаздывающих поездах, пытался представить, как сейчас идут на посадку, забираются в вагон пассажиры, как они приедут и что будет потом, после приезда. Было интересно наблюдать за такими же, как и мы путешественниками. Дети играли или плакали, кто-то спал, кто-то что-то обсуждал, а кто-то кушал. Дорожный пищевой набор из хлеба, варёных яиц, соли, пирожков, картошки в мундире или без оного, солёных или свежих огурцов и прочих овощей и какого-нибудь покупного или домашнего напитка встречался почти у всех. С мясным было посложнее. Тут всё зависело от возможностей конкретного гражданина Советского Союза, но не припоминаю, чтобы в дороге кто-то питался одной дешёвой тогда рыбой. Возможно, это зависело от сезона, а лето – время отпусков, когда даже самый скаредный старался не экономить. В дорожных запасах пассажиров встречалось всё, начиная с сала и домашних котлет и заканчивая тривиальной в наше время, купленной в вокзальном буфете, курицей. А вот колбаса из ленинградских магазинов была почти у всех. Или мне так казалось? У нас она точно была – уже проверил. Вкусна-я-я!..
Одного меня не оставляли, вернее почти не оставляли, поскольку один раз – точно помню – всё-таки оставили. Именно тогда меня и украли. Какая-то интеллигентного вида хорошо одетая пожилая женщина «гражданской наружности» схватила меня за руку и, обещая купить шоколадку, потащила с собой. Я перепугался, раскричался и от истерики, видимо, впал в беспамятство, так как не помню, что происходило дальше. А что вы хотите от пятилетнего ребёнка? По рассказам, какой-то солдат обратил на это внимание и указал моему отцу куда меня уволокли. Папа почему-то упорно не рассказывает мне о том, что произошло потом. После такого происшествия меня не оставляли одного достаточно долго. Да и сам я с тех пор чувствую себя неуютно на любом, даже на самом охраняемом и самом комфортабельном вокзале.
Ездили мы, обычно, в плацкартных вагонах. Иногда, если повезёт – в купейных, а нередко и в общих. Вопрос везения тоже относительный. Мне, например, повезло – едем в купейном вагоне, а вот папиному или маминому кошельку – явно не повезло, но на эту особенность я тогда не обращал внимания. Из Петрозаводска до Ленинграда ехали ночью и прибывали на Московский вокзал утром, а вот самое интересное путешествие начиналось, когда мы отправлялись дальше. Два поезда шли в сторону моей родины, один примерно в два, другой в четыре часа дня. Вы только представьте – полдня в поезде! Чего я только не успевал сделать? Насмотреться в окно, походить по вагону, проверить оба тамбура и заглянуть во все туалеты, перезнакомится со всеми в купе, по нескольку раз залезал на верхнюю полку и спускался обратно. Как-то, когда ехали в общем вагоне, пришлось спать даже на третьей полке, откуда я удачно упал – поймали сидящие внизу взрослые. Слава Богу, что в общем вагоне глаз и рук больше, чем в плацкартном и купейном. Поесть, если ехали с мамочкой, тоже получалось несколько раз – наш человек в поезде кушает только один раз – с утра до вечера. У меня такой подготовки ещё не было. Но за полнотой моего желудка бдительно следила мама. У папы был другой, особый подход. Он старался не заморачиваться дополнительной сумкой с подорожниками и кормил меня либо в буфете на вокзале, либо резал толстыми кусками свежеприобретённую колбасу, которую я под стук колёс нехило так наворачивал. А железнодорожный чай купить было несложно. Что поделаешь? – военный человек мыслит и действует просто и эффективно.
Нравилось мне слушать смешные и грустные и почти всегда откровенные поездные разговоры. Это просто фантастический источник информации, правда, большей частью бесполезной. Множество различных жизненных историй, не всегда мне понятных анекдотов и шуток, иногда даже пели песни. А если в купе оказывались дети, то веселье переходило на другой более громкий уровень.
То тут, то там прорывался сквозь общий, казавшийся мне однотипным, разговорный гул, ивановский и костромской говорок. Я радовался ему и уносился мыслями к родным берегам в милую моему сердцу деревню. А мимо пробегали погружающиеся в вечернюю мглу необъятные просторы моей страны. Вглядываясь в полустанки, я размышлял о том, что и в этих краях живут люди, что к ним, возможно, тоже привозят внуков на лето и они, наверное, тоже счастливы, как и я.
Бывало, если отвозил меня в деревню папа, на больших станциях мы выходили прогуляться. Бродить по перрону незнакомого города, в котором, может быть, никогда не побываешь – казалось мне необыкновенным. Словно я ненадолго проникал в иную ткань бытия, в иную жизнь, в которую, при желании можно вплести и свой жизненный путь. Только нужно ли это делать?.. Я, конечно же, тогда так не рассуждал, но существует память ощущений, которые можно описать и позже, главное – не забыть…
Не помню, как меня маленького укладывали спать, но хорошо помню поездную тревожную ночь. Где-то расплакался младенец, где-то засиделись подгулявшие мужички, кто-то так виртуозно храпит, что полвагона самозабвенно слушают этот концерт. Остановки, стук и скрежет колёс, гудок, а затем грохот встречного поезда и тихие ночные разговоры. Я просыпался и засыпал, порой, по нескольку раз, а если не спалось – смотрел в окно или о чём-то мечтал…
В Фурманов, который при царях назывался Середой, мы приезжали утром. Уже в Нерехте начинали собираться, одеваться. Успевали попить чай и приступить к ожиданию прибытия на свою станцию, где поезд, обычно, стоял недолго.
Выйдя из вагона, мы оказывались в Ивановской области, на земле, которая когда-то относилась к Костромской губернии, можно сказать, что уже дома. Оставалось только дождаться автобуса.
Природа в этих краях была другая, может какой южный житель и не отличит, но я это видел и чувствовал. Из весны мы внезапно попадали в лето. Папа как-то определил разницу между Петрозаводском и Плёсом в две недели. Сейчас, похоже, из-за изменений в климате эти различия стираются, а тогда перемена была ощутимой.
Автостанция в России живёт особенной жизнью. Это не просто пересечение маршрутов – это пересечение культур, эпох, образов жизни. На этом пересечении встречаются городские и сельские, молодые и пожилые, местные, иноземные и даже иностранные персонажи. Сейчас всё нивелируется, а тогда попадались такие представители нашего многонационального народа, что оставалось только удивляться. Особенно впечатляли помнящие ещё стародавние времена старики и старушки. Они были старше всех автостанций страны!..
Туда-сюда сновали, хорошо живущие при любой власти, вездесущие голуби, которых мы с мамой кормили семечками, нередко, купленными у вышеупомянутых старушек. Бездомный пёс выпрашивал себе пропитание, а вот нищих в брежневские времена я не помню. Это, пожалуй, единственный из наших правителей, кто сумел решить проблему уличных попрошаек. Какой ценой – это другой вопрос…
Купив билеты и дождавшись транспорта, мы ехали на пропахшем бензином и пылью автобусе, издававшем совершенно неповторимую гамму звуков, каких сейчас уже почти не услышишь, разве в кино или где-нибудь в глуши, где ещё бегают эти советские ПАЗики, ГАЗики, ЛАЗики. Самыми лучшими были львовские автобусы, не считая, конечно, шикарусов – Икарусов, которые на пригородных линиях не использовались.
Полтора часа дороги казались мне тогда невероятно долгими. Проезжая деревеньки и сёла, можно было любоваться засеянными полями, которые разделялись небольшими перелесками. То тут, то там виднелись коровники и, примерно, в таком же порядке встречались стада их обитателей, флегматично жующих траву, под неусыпным взором пастухов. Обычное явление в пути – недолгая остановка в районном центре. Этот город вызывал у меня недоумение своим названием – Приволжск. В моей детской головёнке оно никак не согласовалось с тем, что до Волги ещё почти полчаса езды!..
Часто случалось, что на приволжской автостанции садился кто-нибудь из дальней-предальней родни или тот, кто знал эту родню, или работал с дедушками и бабушками, или был участником каких-то событий с ними связанных. Я быстро терял нить разговора, запоминая только эмоциональные вздохи, междометия и фразы, подобные этой: «Эт Пал Лександрыча внук? О-ой, какой большой! А мы вместе с ним на Лапшовке работали…» Тут перед моими глазами почему-то возникал детсадовский молочный суп с лапшой, в котором тонули все обрушившиеся на меня хитросплетения родственных связей и я всё чаще начинал поглядывать в окно, пытаясь определить, когда же всё-таки появится долгожданный Плёс.
И он появлялся! Сначала знакомые деревеньки с заброшенными храмами, потом чайхана «Бахор» – заблудившийся привет из солнечного Узбекистана, затем пионерский лагерь «Ленок», действующий храм недалеко от въезда в город – тот самый, в котором меня так и не покрестили, и, наконец, Плёсская автостанция, располагавшаяся сразу возле двух храмов. Она там и сейчас располагается. Мы выходили из автобуса и по переулкам спускались прямо в крепостной ров, по которому и сейчас проходит дорога на набережную.
Военную историю Плёса я тогда почти не знал. Но даже то, что рассказывали старики – было мне невообразимо дорого. Я гордился тем, что имел счастье называть этот город своей родиной. Ведь всё, что напротив Плёса – его заволжские слободки, и я, получается, горожанин по своим корням, только вздумалось какому-то умнику провести границу областей по реке и превратились городские слободы со всеми их жителями в обычное костромское захолустье. Несправедливо, но ничего не поделаешь…
И вот с тяжеленными сумками – неизбежный атрибут тогдашних путешествий – мы ступаем на борт катера. Ждём, затем плавно отходим от причала и неспешно движемся в сторону Гравийного карьера – так называется посёлок, где катер делает свою первую остановку. Опять находится кто-то знающий моих родителей, повторяются автобусные разговоры, а я смотрю, как медленно-медленно мимо нас проплывают берега, старинные плёсские дома и храмы. Голосят чайки. Тарахтит движок. А сам катерок, раскачиваясь, преодолевает поднятые, обогнавшей нас «Ракетой», волны. Наше путешествие заканчивается. Впереди радостная встреча с родными и друзьями…
Встреча со страной моего детства уже состоялась, она обняла меня своими берегами, поцеловала водными брызгами, поприветствовала криками белокрылых чаек… Родина, родители и родные вот-вот соберутся вместе!.. Разве это не счастье?..
Кострома 23.11. – 24.11.2019 г.