Не могу все же промолчать. Вчера было 30-летие ввода советских войск в Баку. 20 января – дата гибели многих мирных жителей азербайджанской столицы. А до этого целую неделю в городе моего детства продолжались погромы. Союзное правительство в Москве, Горбачев, другие ответственные товарищи, чего-то выжидали…
И вот 20 января в город вошли армейские части. При подавлении беспорядков погибло больше ста человек, семьсот были ранены. Это из гражданских. И более двадцати солдат погибли.
Мы приехали в Баку на поезде из Ленинграда с моей молоденькой, уже беременной женой перед Новым годом, в конце декабря 1989 г. Ехали трое суток. Плацкартный вагон был почти пустым. Со мной была не только жена, но и подруга моего гитариста. Который потом, в ноябре 1990 года покончит с собой. Но не в этом дело. Таня, его подруга, была русской, коренной бакинкой, хорошо понимавшей и говорившей по-азербайджански. Мы ехали втроем. Кроме нас в вагоне были и еще два небритых, мрачных типа. В кепках аэродромах, как водится. За окном расстилался угрюмый бесснежный пейзаж. Мы проезжали через Чечню. Где-то на въезде в Азербайджан, дело было ночью, мы легли спать. Жена уже спала, когда Таня меня разбудила и сказала, что боится. Она слышала, как те два мужика переговаривались между собой, что они хотели изнасиловать Таню и мою жену. Говорили они по-азербайджански, но Таня, знавшая язык, поняла все. Естественно, я уже до утра не спал. Жена так и не узнала ничего об этом. Она спала на верхней полке. На вторую верхнюю полку я отправил Таню. А сам вставал, прогуливался по проходу. Возвращался обратно в наш закуток. Дверей ведь в плацкартном вагоне нет. Не запрешься, как в купе. Таня тоже не спала до утра. Те мужики так и не предприняли ничего. А тихо сошли где-то задолго до Сумгаита.
Мы вышли утром на перрон вокзала в Баку. Посадили Таню в троллейбус, она уехала к себе домой. А я повез жену на метро к своим родителям. Баку был непривычно хмур и грязен. На улицах валялся мусор. Людей было мало. Я чувствовал себя как в чужом краю. Мы приехали на метро до конечной станции. Оттуда на автобусе еще минут десять. И вот звоним в дверь. Мама, папа, бабушка. Младший брат в армии. Объятия, поцелуи. На следующий день сходили в женскую консультацию, прошли обследование, сдали все анализы. Беременность подтвердилась. Все были счастливы.
Новый год мы встретили дружно. Радостно. А на мой день рождения еще и выпал снег – редкость для Баку. В эти первые январские дни я перечитывал на досуге «Белую гвардию» Булгакова. А по телику еще и «Дни Турбиных», кажется, не помню точно, но, по-моему, тоже показали. В общем, у меня было такое же настроение, как у булгаковских героев перед Новым годом в 1918 г. Моя бабушка, родившаяся в 1916-м, помнила, как в 1920 г. к ним точно так же, как к Турбиным у Булгакова, пришли с обыском поляки, захватившие Киев ненадолго в то время. А ее мать-полуполячка, поговорила с оккупантами на польском, и те ушли. Прадед не успел выйти из города с красными. Бабушка хоть была маленькой, но помнила, как винтовку отца мать спрятала за шкаф, а старинный дедовский кинжал выбросила в окно, в сад. Но там он и пропал. Кто-то подобрал. Как револьвер полковника Най-Турса в «Белой гвардии», который выбросил в окно Николка Турбин. А так, вполне вероятно, что кинжал мог бы быть моим, если бы не пропал.
Грустно-радостный случился тогда Новый год. Начинался 1990-й. У нас с женой обратные билеты в Москву на самолет были куплены на 17 число. Но как у всех беременных, у жены сработала сверхчувствительная чуйка. Она настояла на том, чтобы я поменял билеты на дату пораньше. Отец тогда тоже должен был лететь в Москву в командировку. И мы с ним пошли, он купил себе билет, а я поменял наши на 12 января. Втроем мы улетели в Москву. Мама с бабушкой остались в Баку.
В Домодедово, когда мы вышли из самолета и шли по аэропорту, какой-то небритый верзила толкнул мою жену. И еще нахамил ей, чего, мол, под ногами путаешься. Я набросился на него. Отец тоже хотел набить наглецу морду. Но он был не один. И меня жена стала оттаскивать за руку. В общем, даже и не подрались. Просто разошлись в разные стороны. Хамоватого мужика увели его приятели. И мы ушли своей дорогой.
Приехали на квартиру к папиным друзьям. На следующее утро прогулялись по Москве. Купили билеты на ночной поезд в Питер. Днем вернулись в квартиру, пообедали, включили телевизор, а там передают, что в Баку начались погромы. Город закрыт. Аэропорт не принимает. Сказать, что мы нервничали с отцом, ничего не сказать. Было жутко. Как там мама с бабушкой одни? Нам с женой надо было ехать в Ленинград, а оттуда лететь в Магадан. Отец же неделю не мог вылететь в Баку. Самолеты не летали. Аэропорт закрыт.
Все это время мама с бабушкой прятались в нашей квартире, как и многие другие горожане, и не выходили на улицу. А кругом шли погромы. Беженцы из Армении и Карабаха, азербайджанцы, которых выгнали оттуда, были той критической взрывоопасной массой, к которой только поднеси спичку, мигом все взорвалось.
В ответ на то, что им пришлось пережить, когда их выгоняли из Армении и Карабаха, при пособничестве местных провокаторов, карабахские беженцы начали в Баку армянские погромы. Власть, что республиканская, что центральная, московская, не торопилась вмешиваться. И только через неделю ввели войска в Баку. При штурме и погибли сто с лишним человек, в семь раз больше было ранено. Убиты и солдаты, входившие в город. Причем, как говорят, снайперскими выстрелами. Все точно так же, как много позже повторилось при реализации «цветных революций» в Киеве и других местах подобных переворотов, в «арабскую весну» в начале 2010-х.
Я в это время был уже в Питере и собирал с женой чемоданы, чтобы улетать в Магадан.
Все это жутко неприятно вспоминать. Впервые с попыткой раскачать ситуацию в СССР я столкнулся с 1986-87 г.г., когда служил в армии в Казахстане. Тогда, осенью 1986 года в Алма-Ате студенты-националисты устроили дебош, из-за того, что Москва назначила русского руководителем этой республики. А принято было так, глава всегда местной национальности, а его зам – русский. Так было везде. Неудавшийся дебош-мятеж студентов быстро подавили. Но еще весной 1987 года мне пришлось столкнуться на улице с молодыми националистами. Шел по улице поселка, помогал набирать воду одной русской бабушке. В руках у меня было два полных ведра. А навстречу трое казахов. Один из них ни за что ни про что заехал мне в рожу. Ну и я облил их водой, ударил ведрами и гнал их потом по улице несколько кварталов. Когда догонял, бил ведрами по спинам. Они от меня все же удрали. А я вернулся к той бабушке, взял свой солдатский ремень, намотал на кулак и пошел их искать. Если бы нашел, убил бы. Но по счастью, они мне не встретились тогда. Через неделю они сами меня нашли, подошли и извинились. Сказали, прости, брат, мы думали, что ты слабый, а ты вот какой оказался батыр))).
Весной 1988 года, когда в Карабахе и Армении начался процесс по отделению Карабаха от Азербайджана, и уже пролилась кровь, в том числе и в Сумгаите, я вместе с другими парнями с нашего завода, кто отслужил в армии, ходил в ночные рейды по городу, дежурил, чтобы предупреждать провокации и погромы.
А потом уехал в Ленинград работать и учиться. Где и познакомился с будущей женой.
Вот так это было. Уже прошло 30 лет с тех кровавых событий. Повсюду в СССР происходили похожие столкновения. В Прибалтике, на Кавказе, в Средней Азии. Так разрывали на куски мою Родину.
Что я еще могу сказать по этому поводу? Все это сопряжено было с грязью, ложью, ненавистью и взаимным желанием бить и убивать. Соседа, друг друга…