Потерявшись средь тяжести мыслей,
Потерял я, и времени счёт.
Чёрно – белые цифры зависли,
И продолжили скучный полёт.
Знаю я повороты, концовки,
Персонажей и реплики их,
Шутки, смех без причины, уловки,
От которых давно уже стих.
Стихла гордость моя и печали,
Обошли уж меня стороной.
Может, злился я где – то вначале,
Но теперь впал в смиренный покой.
Знаю я, что пришёл на площадку,
И случайно стоял среди звёзд,
Что на радость и счастие падки,
На помпезность напыщенных гнёзд.
Сценарист, что зовётся – судьбою,
Бесконечно хлестал по – щекам,
Меня долго осенней листвою,
А потом щедро бросил к ногам.
Режиссёр своим взглядом окинул,
Мою душу. «Не так! Не пойдёт!».
И к стене он меня отодвинул,
Снова мне, как всегда, не везёт.
Все актёры смотрели с опаской,
На меня. Я их знал наизусть.
«Разве фильм сей, не должен быть сказкой?
Нет? Ну, ладно… Я выжил, и пусть».
Вот галантная женщина скромно,
Пожалела меня, приобняв,
А затем отвернулась так томно,
На статиста меня променяв.
Вот герой весь в броне. И в заботе,
О себе? О других? О стране?
Потерялся в рутинной работе,
Так, не вспомнив совсем обо мне.
Вот, смотри, слева бард и романтик,
Он смеялся всегда надо мной,
Поправляя свой новенький бантик,
Ловко сшитый особой младой.
Серый фильм бесконечный и скучный,
Из часов он в недели, в года,
Всё снимается в воздухе душном,
И сейчас, где метель, холода.
Только я, - не актёр, лишь прохожий,
Встал под светом прожектора вновь.
«На других я совсем не похожий,
Не нужна мне, и ваша любовь…»
«Не нужны мне друзья и улыбки,
Этот жалкий изменчивый мир.
И не надо под отзвуки скрипки,
Звать меня на столь радостный пир».
«Буду рад я, всю жизнь не добиться,
Ничего. Я не против совсем,
Никогда ни в кого не влюбится,
Не позная семейных проблем».
«Просто, дайте, мне ручку с листами,
Я найду, чем себя поразвлечь.
Вот японка сидит на татами,
Вот оратор толкает там речь».
«Я своею рукою достану,
Для себя солнце, россыпь плеяд.
Если вдруг я от рая отстану,
Нарисую свой собственный ад».
«И картинку в слова обернувши,
Я создам столь диковинный мир,
Где прекрасная дева уснувши,
Вновь проснётся под пение лир».
Слышу смех. Полны жалости взгляды.
Снова я, идиот, повторил,
Всё, за что полагаются яды,
Их у зрителей я попросил.
Потерявшись средь тяжести мыслей,
Потерял я, и времени счёт.
Чёрно – белые цифры зависли,
И продолжили скучный полёт.
Снова выпить я яд не решился,
Продолжая смиренно терпеть.
Как ещё от такого не спился?
И ещё не желал помереть?
Стихла гордость моя и печали,
Обошли уж меня стороной.
Может, злился я где – то вначале,
Но теперь бесконечно - пустой.