Мало у кого было столько любовниц, сколько у меня. Поэтому я расскажу лишь о малой их части.
Девушка у «Оазиса»
1
В нашем провинциальном городе, в центральной его части есть торговый центр, располагающийся в здании бывшего часового завода. Я часто захаживаю туда, чтобы успокоиться: походить по книжному магазину на четвёртом этаже, поесть пиццы в кафе или выпить там кофе, посмотреть на рыб в аквариуме с надписью: «Не стучите: они не откроют» … Где-то месяц назад я снова заглянул в «Оазис»: немного помотался, как обычно, побродил и вернулся на сырую осеннюю улицу. Был ноябрь, ранняя ноябрьская ночь. Теплынь и сырость. Грязные улицы блестели от фонарей и фар, город в такие дни уныл и мрачен. Я не представлял, как вернусь в свою одинокую квартиру, чем заполню время, как вынесу одиночество. Можно было, конечно, прибегнуть к старому испытанному методу, но это становилось уже слишком опасно: я долгое время делал это каждый день. Надо было терпеть. Впрочем, чтобы ночью заснуть, можно было выпить «Корвалола»: он, конечно, сродни выпивке, тоже на спирту, но в достаточной мере эрзац, «типа не то»…
Я перешёл дорогу наискосок и, оказавшись на тротуаре, о чём-то задумался. Уже не помню, о чём именно. По тротуару шла низенькая девушка с парнем: заметив мою улыбку, она тоже улыбнулась, стала смотреть в ответ. Видимо, я, забывшись, смотрел на девушку в упор, и она этот взгляд поймала. И я поймал ответный взгляд скромной девушки с тонкими напомаженными губами. Девушка дошла до того, что кивнула. Кивнуть в ответ я не успел и пошёл дальше к остановке. Ничего больше сделать было нельзя: девушка с кем-то шла, не догонять же мне её, не насылать гнев парня?
Но серая моя жизнь уже разбавилась очередной любовью. В маршрутке я упорно припоминал лицо девушки, увиденное в городском сумраке. Этой памяти было мало, потому как встреча получилась мимолётной. Пришлось подключать воображение. Я представил себе скромную низкорослую девушку: крашеную кареглазую брюнетку с немаленьким ртом и тонкими вечно накрашенными губами. Девушка эта вечно улыбается и вообще обладает достаточно весёлым нравом. Груди у неё весьма скромные, как и всё остальное. Такую вообще можно было бы назвать «мышкой», но за её скромностью я увидел нечто яркое и доброе, никогда не гаснущее, не зависящее ни от каких обстоятельств. В силу этого любовь моя к этой особе получилась сильнее, чем обычно, потому что я, наконец, нашёл человека, подходящего для себя, нашёл по Сеньке шапку. Обычно я мечтал об отношениях с Тейлор Свифт, Леоной Льюис или хотя бы Алёной Бабенкой, обольщался несбыточным, а тут… А тут появилось нечто приближенное к реальности. И если бы эта приближенность нашла своё воплощение в мире, я бы всего этого не писал и проживал свою жизнь спокойно.
2
Маршрутка доехала до конечной. Я вышел в свой спальный район. В чёрном воздухе горели прямоугольники квартир. Во дворе стояли алкаши: «Хоть бы не прицепились!» - подумал я. Район у нас криминальный, страшный. Но никто не прицепился. Я открыл дверь подъезда, начал подниматься наверх. Ужин не готовил, потому что поел в «Оазисе» шаурмы. Телевизор. Остался только телевизор. Читать надоело. От чтения и письма меня уже подташнивает. Можно было помыться в ванной, но мылся в ванной я вчера, а удовольствия надо беречь, нельзя стирать их частым употреблением. Смотрел архивные политические передачи по ютьюбу, потом пару серий сериала. Ночь. Ночь начала становиться вечной. Но летом бывает ещё хуже: большой световой день, когда тебе некуда деть себя, кажется ещё более изнуряющим, чем ранние осенние ночи.
Худо-бедно часы показали половину третьего ночи. Можно попытаться уснуть… Как обычно, не получается. Ворочаюсь, меняю позу, накрываю голову подушкой. А ещё натопили так, что можно поджариться. Не выдерживаю: выхожу на кухню и открываю окно. Не включая свет, пью из носика чайника остывший кипяток. Скупая свежесть улицы проникает в квартиру. Я вдыхаю сладковатый воздух из окна, дышу им, будто утоляю жажду. Пусть окно остаётся открытым. Возвращаюсь в постель.
А как бы всё сложилось, если бы в этой постели была она… Имени её, конечно, не знаю и придумывать не хочу. Я никогда не придумываю в таких случаях имён: это кажется мне почему-то пошлым. Но если бы эта скромница была рядом, я бы из объятий её не выпускал, окунал бы голову в её грудь, гладил её непримечательное тело… Она бы никогда не отказывала, а иногда сама бы тихонько подходила и со своей вечной весёлой улыбкой говорила: «Не порадуешь меня?». Ни на каких работах, ни в каких увлечениях, ни в каких драках, нигде-нигде я не нашёл себя. Только в ней. В ней всё, что мне нужно на этой земле, всё средоточие жизни и вселенной. И заснуть, когда рядом она легко. В фильмах иногда показывают героев, которые привыкли спать одни. Как к этому можно привыкнуть! К этому нельзя привыкнуть даже, когда всегда спал только один. Но с ней мы быстро засыпаем.
3
Такая любовь не длится, как киносеанс, и не имеет чётко структурированного сюжета. Она то возникает, то вспыхивает, уступает место чему-то другому.
Работу я потерял полгода назад. Вернее, не потерял, а уволился сам. Потеря не слишком большая. Думать о другом не хочу. Времени в принципе много. Это плохо? Плохо не это. Плохо, когда формально дело есть, а заниматься ты им не можешь, и время уползает, приближая к упрёку и скандалу. И, когда некуда себя деть, но и груз не лежит, - ситуация не из приятных. А хотел я всегда другого: чтобы было по силам (хотя бы отчасти), и телевизор со всеми досугами стал радостью. И чтобы творчество дополняло бытие, а не пыталось его заполнить. Одно лишь творчество заполнить пустоту не может, не должно этого делать. Но в пустоте хватаешься и раздуваешь даже то, чем по большому счёту не прожить.
Уже после Нового Года я возвращался из больницы, где навещал мать. На улице было темно, небо озаряли лучи прожекторов: на центральной улице всё ещё шли праздники. Я проходил через тёмный переулок. Недалеко - школа, слева за массивной стеной - стадион. На стене нарисованы граффити Шварценеггера и Брюса Ли. Местечко унылое. Я представил, что нахожусь там поздней весной или летом, тогда, когда воздух заволакивает приятная лёгкая дымка. Девушка, увиденная мной возле «Оазиса», рядом. Она под раскидистой липой в белой блузке. Я прижимаю её к себе, массирую ей плечи, беру за талию. Я не могу оторвать от неё рук. «Ну и любишь же ты меня потискать», - с улыбкой говорит девушка.
4
Недавно я решил тряхнуть стариной и сходил в библиотеку. Взял книгу о философском контексте русской литературы 20-го века. Но дело пошло плохо. Письмо и чтение изрядно мне надоели. Глядя в книгу, я погрузился в свою типичную фантазию: фантазию об опасном деле.
Наконец то моя убогая жизнь обрела смысл и может быть положена на алтарь правого дела. Наконец то меня призвали для чего-то полезного, для того, с чем никто другой справиться не сможет. В этих мириадах серых дней кроилось нечто невидимое и необходимое, и вот наступил момент истины. Время подлинной борьбы наступило, и я на переднем крае этой смертельной борьбы. Единственная проблема - жена. Она может меня не отпустить, может броситься в ноги, вцепиться и просто не позволить отправиться на это опасное предприятие. Но вся моя жизнь была сосредоточена в этом моменте. Отказаться невозможно. Понимая это, я решаю уехать без предупреждения и пишу жене письмо с объяснением ситуации:
«Дорогая. Прости, что не смог сказать это тебе, как следует. В моей жизни настал переломный момент. Это то, что выше меня. Всё это случилось не вовремя, тогда, когда я менее всего хотел бы тебя покинуть, оставить нашу весёлую жизнь. До тебя я прозябал в страшной тоске и не знал, чем заполнить своё пребывание в этом мире. Но ты изменила всё. С тобой всё стало ярким, нежным, добрым. И не нужны мне были больше никакие дела, никакие работы и развлечения. И даже Родина потеряла значение, потому что Родиной моей стала ты. Но долгое время в этих серых буднях до тебя я по крупицам со скуки овладевал кое-какими знаниями и умениями, невольно освоил начала этого опасного ремесла. Это не было никому нужно, и я смирился с этим. Особенно, когда появилась ты. И вот теперь… Ты знаешь, какие развернулись события. Я прошу тебя: смирись с моим решением. Если ты меня любишь, то должна принять его. Если бы я мог отказаться и отказался бы… Это не тот человек, которого ты полюбила. Ты теперь моя связь с нормальной жизнью, ты - то, для чего я захочу вернуться. Поэтому береги себя».
Я передал это письмо с одним из курьеров и отправился на поезд (конечно, в таком случае нужно написать и родителями, но фантазия имеет свои ограничения). Вскоре поезд тронулся и начал ехать: город с его обыденной жизнью, с улицами, наполненными людьми, начал исчезать. Из окна вагона я увидел и наш дом, с трепетом всмотрелся в окно на пятом этаже: там она. Слыша стук железных колёс, она ещё не знает, что это я отправился в путь.
- Выпьешь? - спрашивает меня товарищ по опасному делу.
- Да, - отвечаю я, когда город уступает место бесконечной веренице перелесков.