Про сидорову козу

 
    Из  времен  далекого детства мне особенно заполнилось одно жаркое лето, когда земля на горе за нашим домом   покрылась   глубокими длинными трещинами,  трава  сделалась сухой,  ломкой,  выпасы  иссохли и стали соломенно-желтыми.  Пыль  лежвла на дорогах.  Мы сгребали пыль горкой на ноги, и они были будто в  печи.  Солнце пекло, ветра не было. Воздух, казалось, потерял свои целебные свойства, трудно было  дышать и стало казаться, что и воздуха-то больше нет.   

    Непонятно почему, на горе  было полно кузнечиков. Они, крупные и тяжелые, как  незрелые ягоды, сидели на острых вершинках  иссохших, ставших  соломинками  стебельков.   Соломинки перестали  сгибаться под их весом. Кузнечики взлетали с  треском из-под ног и сразу терялись из виду. Они  легко сливались по цвету с рыжим травяным пологом, плотно  накинутом на иссушенную  землю.  На камни нельзя было присесть.   Невозможно  было  стоять на земле   голыми ногами, без сандалий, пятки жгло нестерпимо.  Помню колкую траву. Думаю, наверно так бывает в полдень в Африке или  в  знойной песчаной пустыне.
     Народ потянулся к речке, а она заметно обмелела.  Все изнывали от жары.  К вечеру  колодцы пустели, воду разбирали для полива огородов. Бабушка моя жаловалась, что  земля   покрыта плотной коркой, до корней воде не добраться.
    
    Боялись, не приведи Господь, лес загорится.  Ждали, будет гроза,  полыхнет молнией  и огонь небесный подожжет пересохшие леса.  В поселке стали вспыхивать пожары, дома горели как  спички.  Голубое небо без облаков казалось белесым.  Коров  выгоняли на выпас вечером, они проводили в лесу короткие ночи. Столбик термометра полз вверх  быстро, как крапива  в огороде. 
     Только репей благоденствовал, его толстые корни уходили глубоко в  почву.  Я все время проводил на горе за домом или в лесу, собирая почти черные, засохшие  землянички.  Ожидал  все время грозы, но дождя   не было.
      
     И вот однажды это случилось. Прикатили  черные тучи, закрыли палящее солнце и рванул дождь. Это было извержение вулкана, крупные капли  барабанили  обо все, о крыши, о бочки в огороде,  даже сама земля, казалось, звенела.
    Утром я проснулся в другом мире.  Снова дождь. Законы природы брали свое. Земля стала отдыхать, все зазеленело. Ожили птицы в лесу,  забегали муравьи, новые травинки пробились сквозь корку засохшей глинистой почвы.
    
      В это время у меня  и случилась беда.  Чтобы понять, надо вернуться чуточку обратно.  В  гостях у нас часто бывали родственники.  Бывала и любимая мной тетка Вера, веселая выдумщица и плясунья. Ей ничего не  стоило без всякой музыки пойти в пляс,  была бы для этого хоть малейшая причина. Она никогда  не приходила в  гости к нам с пустыми руками. С конфеткой дешевою придет, с немудреными постряпушками: с калачиком или шанежкой. 
- Я  для вас и стряпаю,  - говорила она, - одной мне много ли надо...
    
    И вот однажды, в жаркий тот год, пришла она к  нам с необычным подарком для меня, с  бутылкой лимонада.  Вкусней не было ничего на свете! Пузырьки легко находили нос,  щекотно лопались и приводили душу в состояние веселого блаженства. Воду я выпил единым махом, а бутылку сразу  же выпросил   себе в игрушки. Это было отличное приобретение. Среди всех моих богатств - камешков, разноцветных прозрачных  стекляшек, осколков фарфоровых блюдец  - она выделялась своим  особым благородством,  своим зеленым стеклом.  В нее можно было налить воды из домашней кадки и  пить эту воду, теплую как парное молоко. Чтобы вода была похожа на лимонад, я кидал в нее  немножко мелких кусочков  сахара, проталкивал внутрь два-три листика мяты  и затыкал корковой  пробкой, которой раньше закрывали бутылку с подсолнечным маслом. Бабушка пошла у меня на поводу и  даже дала небольшой мешочек, чтобы можно было положить в него все:   бутылку с водой, кусок хлеба и  зеленый огурец.  А я получил больше свободы.

      И вот однажды я  устроился на обед на обрывистом склоне.  Ловким движением  одной ноги  сбросил я один сандалик  вниз,  и захотел сделать то же с другим, но камень, на котором я сидел,  вдруг вывернулся  из- под меня, и я пополз вместе с ним,  перебирая ногами.  Выскольнувшая  из рук бутылка  полетел вперед.   Я  стал барахтаться, пытаясь удержаться, хватался за кустики,  но с  середины  склона  окончательно пошел  вниз.  полетел по камням и с размаху приземлился на  стеклянные осколки.   Я  сразу ощутил боль, из порезов на руке и на ноге хлынула  кровь. Руки исцарапаны, и на ноге, и на ступне рана.  Я перепугался,  стал лихорадочно  скакать, не понимая, что делать.
       Беда!  Про сандалии и не вспомнил.  Стал выбираться к дороге, по которой ходили  люди,  надо было одолеть полкилометра. Дорога - это короткий  путь  между двумя частями  поселка, шедшего дугой по низине  реки.  Я орал, скакал, и  вдруг увидел бегущую ко мне женщину.
- Тетя, тетенька, мне домой! – заорал я, весь испачканный в крови.
- Что с тобой? Собаки покусали?
- Порезался! Об стекло порезался, – хныкал я.
- Ой, господи, что делать то? Где живешь-то?
- Под горой. У тропки.
      
      Она  сняла с головы платок и разорвала  его пополам, Одной частью смахнула грязь с ран, а второй  перетянула  мою ногу.  Сандалики  остались у обрыва, и до дома еще оставалось идти много...
- Да бог с ними, с  сандалиями! Идти можешь? Давай поторопимся,  пошли! 
    
     Я не помню, как  я шел, как наступал на израненную ногу. Дома сразу же свалился,  пройдя через порог.  Бабушка оставила  дома пришедшую со мной женщину и побежала в  больницу. Меня сразу же положили в  палату, потому что была большая потеря крови. Мне уже было все равно, я плохо понимал, что происходит.

    Как-то сразу оказались около меня мама, бабушка. Бабушка вся в слезах.
- Бабань, что ревешь?  Сандалии нашлись?
- Нашлись. Какой черт тебя наверх-то потащил?
- Не знаю. Красиво там. Далеко все видно.
- Без ноги бы остался!
- Ну-у, как без ноги-и? – потянул я изумленно. - Ты что? Как это?
- Ох, тебя драть и драть надо! Как сидорову козу драть! 

     Теперь про сидорову козу. Все мальчишки - проказники. Я считался  среди друзей спокойным парнишкой. Другой - мой приятель, он жил неподалеку, - был заводилой.  С ним  мы  уходили на Уфимские косогоры, жгли костры в логу. Ему доставалось за разные наши забавы больше всего. У его родителей ремень всегда был наготове. Когда у меня он спросил,  какая это сидорова коза, дурная и бодачая, отвечал я ему.   
     Бабушка не разрешала мне к речке одному ходить,  строго-настрого запрещала разорять муравейники и  птичьи  гнезда. Нельзя  спички с собой носить. И по горам лазить нельзя,  там змеи.  Но и  без  ее запретов  каждый знал, чего    делать не стоит. Однако бабушкины слова свое дело делали.  А мой случай под ее запрет не подходил. На  ближней горе змеи не водятся. За что наказывать? Не при чем здесь коза... Впрочем,  я и не помню, чтобы меня в семье кто хоть раз пальцем  тронул.
     Чему-то научило меня это происшествие?  Да!  Что боль  можно заглушить силой воли. И что надо приходить на помощь  ближнему.  Женщине, оказавшей мне помощь,  я не смог сказать спасибо, ни в больницу, ни к нам домой она не пришла. А я ее помню. И каждый раз доброе чувство поднимается в душе.

    А все-таки у меня бабушка была умница. Как говорили  в каком-то кино,  самая умная бабуля в  мире!