Горит звезда, бежит Кура,
какая странная игра -
мотив доверчивый и нежный,
зурна ли, флейта - все равно,
и пьешь гортанное вино
из этой речи безмятежной.
Гляди - от сна наискосок,
едва крылом задев висок,
вспорхнули тени из расселин;
мы остаемся, как песок,
в горсти неведомой просеян.
И на ладони у меня
мерцанье синего огня,
вечерний силуэт растений,
и ночь теряет имена,
и вот, мы только семена,
и воздух робок и растерян...
Полузабытые в веках,
мы лжем на разных языках,
слова за годы обнищали,
и, как затягивать петлю,
произнести:тебя люблю -
тоски пустые обещанья.
Искрятся снежные вершины,
мы славно выросли большими,
и, как ячменное зерно,
нас время сбрасывать в корзины,
пустяк, и сердцу все равно,
уже горит веретено
в стеклянных пальцах Мнемозины.
Но, как привет из райских кущ,
смеется по заборам плющ,
что вязь, написанная небом,
оставив в первозданной мгле
заботу крова или хлеба -
о чем печешься на земле.
И тени остры и резки,
и в водах лилии реки,
беги - тебя никто не слышит -
пустяк - твои черновики,
но труд божественной строки -
единственный, чем сердце дышит.
А мир не добр и не жесток,
он хлеб, и неба лоскуток,
ключа кастальского журчанье,
встречает тело на арбе,
как гостя, равного себе,
на холмах Грузии печальной...