Жила-была Лень.
Ей всё время было лень
- даже лениться, - «ленивиться»,
а потому она то и дело лежала да полёживала себе
в своей мягкой уютной, тёплой, милой, любимой, постельке
и потягиваясь-вытягиваясь в ленной истоме: то так, то эдак.
Но она любила не только вытягиваться-потягиваться,
но и крепенько перекусить.
От этого её всё распирало и распирало
в разные стороны.
«Со временем совсем не временно»
«ленивая Ленивица» начала походить
на расползшееся
«желеобразное желе»
и «кашеобразную кашицу».
Ей было трудно шевелиться,
но жевать все время хотелось. Что делать?
Не долго думая Ленивица плюхнулась
большим мягким "мячиком" на пол, самартизировалась,
- немного попрыгала, потряслась
застывшим холодцом на одном месте,
затем притихла, "припухла",
застыла в точке падения
и только тогда наконец-то
начала осторожно, потихоньку-помаленьку
«ползком ползти» до еды.
Точнее, она даже не ползла,
- ей не хотелось этого делать.
Она просто-напросто протянула руку, схватила,
что ни попадя, и громко смачно так
зачавкала, «зажавкала» еду:
«жув-жув», «чвак-чвак», «чав-чав».
Именно так «Ленивая Ленивица и ленивилась»
с утра до вечера и с вечера до утра.
Выглядела она забавно,
смотреть на неё было занятно.
Да и как иначе:
от постоянного "жвания"-жевания
её тестообразное тельце росло, как на дрожжах,
складки жира складно собирались
«многослойными слоями» на ее мягком тулове,
«дрожжевая фигурка дрожала»,
а «волнистые бочка волнисто волновались»
при повороте её маленькой симпатичной головки.
И со временем совсем не временно
она расползлась по швам,
выходя, что называется из берегов,
и быстро-пребыстро приобрела
«бесформенную форму»
и "бесфигурную фигуру".
Разумеется, очень скоро - Лень выросла,
и стала довольно крупной,
очень крупной девицей-красавицей.
Её было много, слишком много.
И ей это нравилось.
Она гордилась собой,
- и да! - она становилась все краше и краше
день ото дня и ночь от ночи...
Тут следует отметить,
что у Лени №1 была любимая подруга – Лень №2.
Они славно проводили время, впустую тратя его:
мысленно ходили к друг другу в гости
и хором, ладно-складно
ленились да поленивались:
на боку полулёжа - полусидя сидя.
При этом они то и дело
мерились своей ленью:
кто ленивее, кто краше из них двоих?
После чего смотрели в огромное зеркало
и говорили:
«Свет мой, зеркальце, скажи,
да всю правду расскажи,
кто на свете всех пышнее,
всех большее и крупнее?».
И зеркальце отвечало им, угождало,
напевало сладенькую песенку:
«вы на свете всех милее и прекрасней и чуднее!».
И было большой удачей, когда одна из Леней
«не входила» в зеркальную раму, - застревая в ней.
Вторая Ленивица старалась подтянуться до уровня Первой.
Ей оставалась совсем чуть-чуть.
А зеркало поощряло её: «Ты красива, спору нет!».
Именно так «пухляшки»-«ух-ляжки»
потихоньку-помаленьку
дружили и «поддруживали»,
живя спокойной и мирной славной милой жизнью
ленивых вялых, пухлых, рыхлых Ленивцев.
При этом следует отметить,
что ни одна из Леней никогда не завидовала другой,
ни одна из них не обижалась на свою дружку-подружку,
да они и не уступали друг другу ни в чем,
поскольку были похожи, как две капли воды,
но это были здоровые капли(!).
Лень №1 и Лень №2 (их звали Ленями)
были не одиноки
в своем удивительном и притягательном мире,
оторванном от всеобщего движно-подвижного суетного бытия.
У них было очень много-премного подруг и друзей,
что называется, пруд пруди,
- к ним валом валили единомышленники.
Аура ленной истомы затягивала
в свои ряды новых вялых пухлых Ленивцев,
поэтому близняшки, двойняшки создали
своё собственное сообщество.
То была настоящая семья, клан,
прослойка общества, - государство в государстве.
Иногда по-семейному они собиралась вместе
в своём прекрасном удивительном Месте.
И тогда "на их улице" был праздник,
настоящий праздник: пир на весь мир!
И то был не простой пир, а пир горой,
потому что тут же сразу,
вдруг, откуда не возьмись,
словно по мановению палочки,
появлялась Горка «тюленистых» Леней,
которая росла буквально на глазах.
Она разрасталась не по дням, а по часам.
Эта огромная-преогромная,
довольно приличная весомая увесистая Кучка
«студенистых студней» и «тучных тучек»
общей массой дружно жевала свою любимую жвачку
- разные вкусности-пряности,
сладости, булочки,ватрушки,печенюшки
и прочие съедобности и прелести:
«жёв-жёв», «жув-жув», "чвак-=чвак".
Правда, этой «малой», точнее – «балой» Кучке
было трудно дышать, - целлюлит мешал,
а потому она всё время пыхтела и «ыхтела»:
«пых-пых», «ых-ых»…
И да!: как правило, великое пиршество
затягивалось надолго,
ведь то был праздник души и тела,
во время которого Ленивцы
недвижно-неподвижно
«лежали да полеживали»
на полу полулёжа (или полусидя?)
целую вечность и бесконечность.
Именно так они и жировали,
что называется на старом и новом жиру,
растекались по полу пышными тушками,
пока не объединялись в одну «приличную»
тягучую лужицу, «квашицу-кашицу»,
при этом мило, расплываясь в ленной улыбке.
Идея объединяла их,
они жили одним большим общим делом и телом.
То был единый и цельный организм, - организация.
Эта огромная-преогромная организация
организованно, аморфно, амёбно, желеобразно
часами не шевелилась и не двигалась,
"сиднем сидела да посиживала"
и "лежмя лежала да полеживала",
смотря неподвижным и не моргающим взглядом
друг на друга или куда-то в никуда.
А в это время – специально для них
Время замедляло ход, а часы едва заметно
пытались тикать и "такать": «тик-тик», «так-так».
И всё это происходило потому,
что главным действием знаменательного события,
ради которого все собирались, было бездействие.
И да!: ленивому сообществу
было так хорошо-лениво,
что даже не хотелось двигаться.
Им и не надо было двигаться.
Но ведь им не хотелось и говорить.
Им и не надо было говорить,
поскольку они понимали друг друга без слов.
Поэтому пышкам-помпышкам
ничего не оставалось делать,
как продолжать попыхивать:
«пых-пых», «ых-ых»…
«Аморфность их аморфных» субстанций
«замирала медленным умиранием»,
но они этого не замечали,
да и не хотели замечать.
И всё потому, что им было ради чего жить.
У них была одна большая общая и великая цель:
как можно больше увеличиваться
и как можно меньше уменьшаться.
«Жизнь прожита не зря», - любили думать они
(а думать они еще умели).
Именно так, ритмично попыхивая,
Леня №1 и Леня №2
и им подобные-бесподобные существа,
продолжали делать свое любимое дело:
не шелохнувшись «сиднем сидеть»
и не шевельнувшись "лежмя лежать".
Соответственно: они всё время находилась
в каком-то обволакивающем состоянии
полудрема-дрёма.
И в самом деле, застыв в неподвижной позе,
милые «увальни - валялись и валялись»
целыми днями напролёт,
«подрёмывали дремотой дремотной»:
"дрём-дрём".
Вскоре незаметно для самих себя,
они засыпали,
дружно похрапывая: "храп-храп",
хором посапывая: "сап-сап".
А рядом прихрапывал Храп Храпа…
А рядом придрёмывал Дрём Дрёма…
25.05.13
Золотые ложки
Корепанова Ольга
Светлана полностью соответствовала своему имени.
Она и в самом деле была светлой,
лучистой, яркой, солнечной,
радостной, жизнерадостной.
В детстве её все любили, холили-лелеяли, баловали, обожали, носили на руках. Да и как иначе. Уж очень она была милым, подвижным, активным, не по годам развитым и невероятно чудесным, чудным ребёнком с большими голубыми глазами. Однако детство пролетело быстро. И это была самая прекрасная и беззаботная пора в её жизни.
В день своего совершеннолетия Светлана получила много приятных подарков, цветов, открыток, поздравлений от родных и близких, от многочисленных подруг и друзей, но больше всего к душе ей пришёлся сюрприз от любимого дяди.
Высокий статный красивый, добрый щедрый дядя Лёша специально по этому случаю приехал из Дальнего Востока, где проживал последнее время, и привёз племяннице настоящие золотые ложки(!)…, точнее не золотые, а позолоченные, но ей казалось, что они самые, что ни на есть золотые-презолотые!. А было это в далёкие восьмидесятые. Да дело и не в золоте, а в красоте неописуемой!
То был столовый набор – красивая пластмассовая прозрачная коробочка с вилками и ложками разных размеров, лежащих в специальных углублениях. Подарок был шикарным. Светлана очень радовалась. Полюбовавшись содержимым, она спрятала его подальше.
Время от времени всё же вытаскивала ценное приобретение, поглаживала рукой крышку и загадочно улыбалась. В такие минуты она уносилась куда-то в «прекрасное далёко», - манящее своей неизвестностью - будущее, которое в её представлениях было самым лучшим из всех возможных будущих.
В своих «грёзах она мечтала»,
встретить своего единственного
«суженого- ряженого» (да поскорей бы),
купить платье (да белое-пребелое да с фатой),
сыграть свадьбу (да самую лучшую),
позвать гостей (да побольше),
родить деток (да двоих)
и уж только потом,
в новой и непременно счастливой семейной обстановке,
наконец-то, достать дядин Подарок!…
Наготовить разных вкусностей, сладостей, печёностей, копчёностей, солёностей, посадить вокруг круглого стола всю семью, любимого мужа и деток-малолеток, и разложить золотые приборы на столе…
Такой же подарок за компанию достался и родственникам Светланы, матери и её двоюродным сестрам Марье и Дарье. Они сразу применили его по назначению и пользовались каждый день. А вот Светлана перекладывала свои «золотые ложки» с места на место, ожидая подходящего случая, повода, момента для их использования (всё берегла для будущего избранника, таинственного незнакомца).
«Что ты не пользуешься кухонными принадлежностями?» – спрашивали родные, - «Радуйся каждому дню!».
«Нет! Вот, встречу своего любимого, вот, позовёт меня за собой, вот, совьём вместе гнёздышко - тогда и достану …»…
Вскоре Светлана окончила училище и по распределению попала на завод в небольшой Сибирский городок с суровым тяжёлым и холодным климатом. Но это её нисколько не пугало, грела мечта о прекрасном будущем.
Она с удовольствием ходила на работу, была профсоюзным лидером, «активисткой, спортсменкой и комсомолкой». Приобрела много друзей. Её все любили. А ухажеров было хоть отбавляй, но Светлана не торопила события, она хотела побыть еще какое-то время на свободе и насладиться плещущей через край молодостью и вниманием противоположного пола. Ребята все были славные, дружелюбные. Всё складывалось как нельзя лучше.
Однако её досаждал один странный паренёк старше её на несколько лет, всё караулил да караулил у проходной: шпионил за ней, подглядывал, подсматривал, поджидал, выжидал. Влюблено вздыхал, - «косил лиловым глазом».
На вид он, конечно, был далеко не Ален Делоном (но с лица воду не пьют), а обычным, ни чем непримечательным, непривлекательным, худым и даже неказистым, нескладным молодым человеком («дрыщь» да и только). Караулил он Светлану долго и настойчиво и в какой-то момент наконец-то «выкараулил». Вскоре у него появилась прекрасная возможность хоть немного пообщаться с понравившейся девушкой, она наконец-то обратила на него внимание (все обратили) - «О, радость!», - он не дышал от счастья.
При близком рассмотрении он показался ей довольно робким и не уверенным в себе. Она отметила: по всем признакам - «тюфяк», «мямля», «рохля», «тёха-матеха». К тому же он был лысеющим и заикающимся ("хоть не не хромым," - подумала она). И что удивительно в совокупности все эти качества и его внешние данные вопреки всем ожиданиям придавали ему некое обаяние. Правда, Светлана серьёзно к незнакомцу не отнеслась, но расположилась к нему. Почему же? Позже она поняла: как раз из-за его жалостливого вида.
Он упорно продолжал её преследовать, постоянно искал встречи, старался заговорить. Но вот что удивительно совсем не ухаживал (ни духов, ни цветов), он просто методично «пас» её изо дня в день (видимо по его меркам это и было ухаживанием). Постепенно он приручил девушку, разговорил её и сам разговорился, затем наобещал с три короба (свадьбу, машину, луну с неба достать), «поприглашал» на свидания несколько раз, ещё более обаял её и вскоре …соблазнил. Неискушённая в таких делах она даже не поняла, что произошло (слишком юна была). Но в аккурат через девять месяцев у них появился ребёнок. Однако "ухажёр" под венец так и не позвал свою избранницу.
Они начали жить по-семейному, но предложения руки и сердца не поступало. Она же не просила его пойти в загс (гордая была), а тихо и терпеливо ждала, но потом и ждать перестала. Время от времени она доставала золотые ложки и думала: вот позовёт «замуж», тогда, наконец, выложу их на стол…
Суженый-ряженый оказался - ряженным, с двойным дном, – сразу и не подумаешь. Его приятная внешность была чрезвычайно обманчивой. Для всех (соседей, родственников и сослуживцев) он был милым-премилым, мирным и даже смирённым человеком: агнец, да и только. Вот только снаружи. А внутри… Он оказался патологически жадным, скупым не только на подарки, но и на доброе слово. Ему и в голову не приходило порадовать свою «супругу». Он совсем был не приспособлен к семейной жизни и не приспосабливался. Всё лежало на её плечах: сделать ремонт, взять кредит, заказать машину, что-то привезти-увезти-отвезти. Семью не обеспечивал, денег не давал (складывал в свою «кубышку»). Иногда, правда, покупал продукты, а в основном жил по принципу: его доход был его, а её – общим. Она экономила, голодала. И без того маленькая и худенькая, уменьшилась ещё больше в размерах. Иногда она доставала золотые ложки и думала: вот когда всё наладится, тогда…
Её так называемый «муж» ко всему прочему страдал пагубной привычкой, доставшейся ему по наследству от отца, он увлекался зелёным змием, причём конкретно. И если бы Светлана знала об этом раньше, то никогда бы не связала с ним свою судьбу. К тому же он оказался патологически жестоким (тоже наследственное). Во время пития в нём просыпался дикий зверь и, он буквально «озверевал», зверел и смертным боем бил, избивал свою маленькую хрупкую женщину.
Именно таким образом он самоутверждался. Скорее всего, он чувствовал свою ущербность, собственную неполноценность рядом с ней и некую зависть к её природным данным: уж очень она была яркой, живой, подвижной, активной, развитой, чрезвычайно общительной и интересной. Он же на её фоне был неказистым, неприметным, неприглядным, блёклым, сирым, бледным, убогим, закомплексованным мужичком и даже не мужичком, а стареющим подростком.
Из-за своего пристрастия к горячительным напиткам он потерял работу. После чего совсем обезумел, приступы гнева усилились и участились. Правда после них он становился смирённым, тихим, послушным и даже угодливым и заискивающим, но ненадолго. Стоило ему выпить, а пил регулярно, особенно по выходным (с пятницы до понедельника) всё начиналось сначала.
«Муж» избивал «жену» смолоду, сначала потихоньку-помаленьку, как бы проверяя её на прочность, затем постепенно набирал обороты, входил в раж, а уж потом не мог остановиться, - не контролировал себя. Наносил удары куда придётся: по голове, легким, почкам, печени, животу. В ход шли кулаки, ноги, руки, всё...
Так по нарастающей продолжалось ровно двадцать пять лет, четверть века. В конце концов, он забил свою вторую половинку до смерти. А по сути, - убил. И не докажешь…
Она просто-напросто в какой-то момент слегла и больше не вставала. Сильно изменилась. Сильно болела. Правда она не понимала, что болеет и болеет очень серьёзно (слишком молодой была, - не верилось). Она стала молчаливой, задумчивой, сдержанной, закрытой, немногословной, - совсем не такой как прежде. Улыбаться перестала совсем, - разучилась.
В её взгляде появилась глубокая мудрость: всепрощение. Она стала какой-то слишком гуманной, жалостливой. Больше всего она жалела «мужа», такого неказистого и неприспособленного к жизни: «Как же он будет жить один, без меня, - думала она, - у него ведь и друзей-то нет». Жалела и родных. Всё от них скрывала.
Не плакалась и не плакала,
не жаловалась и не жалилась,
не ныла и не выла,
но выла её душа тихо-тихо,
неслышно-неслышно.
А ей так хотелось взвыть громко-громко, во весь голос (от беспомощности и бессилия), разрыдаться и разреветься. «Не жизнь, а «вытьё», - думала она, - но по-настоящему так и не посмела вскрикнуть, - всё сдерживалась, чтоб соседей не потревожить, «мужа» не подвести.
До последнего она верила, что всё наладится
и вот тогда, наконец-то, она достанет свои золотые ложки!…
Но в какой-то момент она просто не проснулась…
Ушла в другой мир...
…Светлая память Светлане…
Послесловие:
Проводить в последний путь Светлану пришёл «муж»,
он принёс небольшой веночек с надписью «Любимой жене»…
Золотые ложки достались ему, он сразу применил их в хозяйстве.
01.02.19.