Она уронила подсвечник горящий на пол.
Да озарилась комната ярким пламенем,
Да страх огня её не поборол,
Вдохнула, так тяжко, так, будто вздох был каменный.
И видела в огне лишь искупление,
И будто бы и наломала дров,
И не помогало перед сном молитвы чтение,
Не помогало в том прощении грехов.
И в голове одно лишь – странное смятение.
И вроде бы поступок верный был,
А вроде бы и заблуждение,
Что верный ход - огонь бы с головой покрыл.
«Стратег ведь из тебя плохой, не так ли?»-
Лишь голос в голове бубнил.
«А мысли и получше были…
Чем дым тебя сейчас бы так душил».
Лишь бросив взгляд на полку,
Где не горела лишь икона,
О, взгляд суровый, колкий,
Она лишь прошептала, тихо, в половину тона:
«Ave Maria, gratia plena…»
И в голове одно – терновая корона,
Как символ всех страданий, что носить она должна.
«Стоп, стоп, уже и поздно же просить…»
Раздался хриплый голос из тумана,
«Опять твои жалкие попытки – себя убить.
Куда спешишь? Зачем так рано?
О, нет, я не могу так просто тебя сейчас пустить,
Щеки в белые румяна, да одарить саваном…»
И помнится, как на руинах пепел оседал,
Как на круги своя все возвращалось.
Осколки всех зеркал
Лишь по щелчку костей все воедино соединялись.
Как труп с больничной койки оживал,
Как на ресницах высыхали слёзы,
И кто-то рядом просто лишь мочал,
Не думая о том, как же закончить на утёсе.
А в голове лишь мысль, чтобы держали крепче,
Не отпускали,
Смотри, как я сгораю,
Губы шепчут,
Держи крепче,
Не отпускай,
Смотри, как я сгораю
В этом месте для заблудших душ.